Знание - сила, 2005 № 04 (934)

Брежневское руководство, само из бывших сельских бедняков-активистов, щедро направляло средства на развитие сельского хозяйства. Но отдача была поразительно мала.

Попытка вернуть долги

Нельзя сказать, что советская власть все только изымала из деревни. Нет, особенно на позднем этапе своего существования, начиная с брежневской поры, государство стремилось и что-то дать, вернуть сельской России. К тому времени давно уже не зерно, но нефть стала главной экспортной статьей страны. И от нефтяных доходов брежневское руководство, во многом вышедшее из бывших сельских бедняков-активистов, возможно, от чувства старческой ностальгии по деревне щедро направляло крупные капиталовложения в развитие сельского хозяйства. Но поразительно мала была отдача от такой поддержки.

Государство уравняло в 1960-е годы колхозников в правах с остальными советскими гражданами, выдав им наконец паспорта, заменило пустопорожние трудодни на денежную зарплату, стало платить пенсии, при этом возводя все больше жилья, школ, больниц, клубов на селе. Но именно в шестидесятые явственны стали признаки глобального социального заболевания — разложения деревни, в массовом порядке спивающейся, стареющей, экзистенциально опустошенной. Чуткая русская литература в лучших произведениях писателей-деревенщиков с горечью описывала многообразные приметы явного вырождения и отупения позднесоветского села. Главная причина этого глобального социального недуга — в ограничениях свободы действий, свободы выбора самостоятельных путей сельской жизни.

Выросший до гигантских размеров аппарат позднесоветской аграрной бюрократии по-прежнему самовластно определял, что, когда и как делать.

Казенное планирование и контроль твердо поддерживали уравниловку- равнодушие в коллективном секторе экономики и всячески стесняли возможности личной инициативы на семейных подворьях. В ответ росло паразитическое мироощущение сельских жителей: "государство нам должно дать то, да обеспечить се... а не то и совсем работать не будем..." Советская власть перед своим крушением выстроила на селе бедненькое государство всеобщего благосостояния для политически и экономически непритязательных людей, которые ощущали себя респектабельными брежневскими рантье после своего полубесправного, полуголодного существования сталинской поры.

Голода нет. И не будет

Крах плановой экономики на селе сказался особо болезненным образом. Либеральные постсоветские правительства, начиная с Егора Гайдара, заявили, что не собираются более финансировать "черную дыру агропрома" — и во много раз в сравнении с советским периодом сократили вложения в сельское хозяйство. Ножницы цен стихийного рынка также в несколько раз расширились не в пользу села. В результате за первое постсоветское десятилетие производство важнейших видов сельскохозяйственной продукции сократилось до уровня начала 1960-х годов. Уровень жизни обитателей деревни понизился из-за резкого сокращения зарплат на селе, а то и многомесячных-многолетних денежных невыплат. Даже традиционное деревенское подворовывание из колхозов стало во многих случаях невозможным: колхозы разваливались и воровать стало нечего.

Идеалистические либеральные надежды на то, что политически освобожденные жители села инициативно и самостоятельно обратятся к независимому фермерству, нигде широко не осуществились. В начале 1990-х годов казалось, что фермерское движение набирает обороты, но достигнув на пике численности примерно 250 тысяч фермерских хозяйств и произведя максимум 2 процента сельскохозяйственной продукции страны, фермерство остановилось в своем развитии, а в некоторых регионах явно пошло на спад. Новый фермер не получил разумной государственной поддержки: доступных кредитов, системы реализации выращенного, эффективной кооперации. Он остался один против трех великих недоброжелательных сил: спекулятивного рынка, бюрократического государства и местного сельского сообщества, в котором так часто тон задают спившиеся бедняки, полные зависти к умелым и зажиточным односельчанам. Да и профессионализм большинства фермеров оказался низким. Обратившись от опыта наемных работников-служащих к всеобъемлющему семейному крестьянскому труду, многие из них обнаружили фатальную нехватку необходимых традиционных и современных знаний, умений.

Итак, советское форсированное раскрестьянивание ни для кого не прошло даром. Оно породило массовый эффект "выученной беспомощности" — неуверенности в собственных силах, склонности пассивно терпеть давление внешних неблагоприятных обстоятельств. Оно явно обнаруживается и на уровне сельских элит — среди местных руководителей сельхозпредприятий, чиновников, фермеров.