Знание - сила, 2005 № 09 (939)

Много лет ученые информируют об опасности, исходящей от электромагнитных волн. Они считают, что людей категорически нельзя селить рядом с линиями высокого напряжения. И вот совсем недавно английские ученые установили, что у женщин, проживающих в 25 метрах от линий высокого напряжения, как минимум в три раза чаще случаются выкидыши. У 27 процентов людей, живущих в таких районах, наблюдаются хронические депрессивные состояния, а у 63 процентов — постоянные мигрени. Также намного чаще случаи бессонницы и проблемы с пищеварением.

ГЕНИЙ МЕСТА

Юрий Андрухович

Город - корабль

Перепечатывается с любезного разрешения редакции журнала "Вестник Европы".

Едва ли король Данила Галицкий, основатель Львова, знал, что у этого самого удивительного в будущем города на востоке Европы есть особая географическая метка. Суеверный, почти детский, восторг охватил меня в тот момент, когда я прочитал о ней. Она показалась мне глубоко символичной, то есть совсем не случайной. В "яблочко" попала стрела, пущенная из королевского лука в середине XIII века.

Суть в следующем: по территории города, по его выложенным брусчаткой и зацементированным холмам, проходит водораздел двух бассейнов — Балтийского и Черноморского. Гребень этого невидимого ныне хребта расположен всего в нескольких сотнях метров от железнодорожного вокзала, или, как уместно произнести во Львове, дворца. Все воды к северу от этой линии текут в Балтийское море, а те, что южнее — в Черное. Город на пересечении двух осей, поделивших безымянный простор на восток- запад и север-юг, неизбежно стал скрещением торговых путей, а благодаря этому и жертвой всевозможных вторжений — религиозных, политических, военных, культурных, языковых. И Lemberg — название города на немецком — означает не совсем тоже, что Leopolis на латыни, а Сингапур — на санскрите. В этом можно усмотреть знак "водораздела": город исповедует сразу несколько культур, целиком не принадлежа ни одной из них. Выдающийся романист, писавший в эпоху между двумя войнами, назвал его "городом стертых границ". Сегодня я постараюсь не поддаться журналистскому искушению назвать его "городом границ возводимых".

Лучше прибегну к метафоре противоположного толка — не водораздел (то, что разделяет), а нечто (я пока еще не знаю, что) объединяющее. Политики сразу бы заговорили о балтийско-черноморской идее. Но я не политик и хотел бы сказать о другом. Например, о Львовской канализации — речке Полтве: по ней каких-нибудь триста лет тому назад ходили парусники из Гданьска и Любека, и в водах ее голыми руками ловили змееобразных атлантических угрей. Исполнилось ровно сто лет с момента, как речку похоронили под землей. В этом отношении Львов полный антипод Венеции. Здесь так не хватает воды, что жители старинных кварталов поклоняются Тому, Кто превратил бы вино в воду. В августе эта иссушающая драма достигает кульминации. Единственное спасение — окрестные леса и парки со стародавней, действительно королевской растительностью, укромными озерами, кувшинками и таинственными целебными источниками, впрочем, их — лесов, озер, кувшинок, источников — остается все меньше.

Это дыхание Юга, которое с каждым шагом становится жарче. Архитектоника Львова все же латинская, романская, барочная. В советские времена именно во Львов отправлялись снимать фильм, когда требовалось, чтобы на экране предстал Париж или Рим. А вот если был нужен Лондон или Стокгольм — снимали в Риге и Таллинне.

Львов наполнен атмосферой средиземноморской культуры — только надо заставить себя ее отыскать. Крылатый лев св. Марка на доме венецианского консула Бандинелли (площадь Рынок), равно как и флорентийский двор или безупречная изумрудная coppola доминиканцев не выглядят здесь экзотикой. Начиная с XVI века черты города в значительной мере формировали итальянские изгнанники, проходимцы, бродяги и авантюристы, вдохновленные идеями Ренессанса — эпигоны высокого quattrocento, эти герои плаща и шпаги наподобие Пьетро ди Барбони, Павла Римлянина Доминичи, Амвросия Благосклонного или Каллимаха Буонакорси, все эти "куртуазные маньеристы".

Романский акцент обогащен или, вернее, уравновешен акцентом византийско-греческим. И дело не только в византийском обряде украинских церквей. Дело в особом византийском умонастроении, которое, возможно, основная преграда для нашего вхождения в Европу, но, вероятно, и основная наша защита от такого вхождения. Это умонастроение — как церковь Успения Пресвятой Богородицы с башней Корнякта: ничем его не стереть и не зачеркнуть.