Знание - сила, 2004 № 05 (923)

Сейчас старик Фотий может спокойно вспоминать былые потрясения. Он уже не патриарх; новый базилевс Лев VI сместил его, едва взойдя на трон. Фотий не в обиде на бывшего ученика, ему не привыкать: просто базилевс опять захотел улучшить отношения с Римом, а для всех римских пап Фотий олицетворяет раскол между Востоком и Западом. Наивные люди! Этот раскол начался давным-давно и стал необратим.

Очевидно, за четыре столетия на Западе и на Востоке выросли новые народы: для них напоминание о единой Римской державе — пустой звук. Нынче Западный Рим обратился лицом к своим полуварварам: немцам, французам, бургундцам, аквитанцам, англам, саксам. То же самое сделал Восточный Рим, направив миссионеров в Моравию, Болгарию и Хазарию. Диалог с этими новыми народами гораздо важнее для греков-ромеев, чем очередная перебранка с итальянцами!

Фотий рад, что он внес решающий вклад в просвещение варваров на Балканах и вокруг Понта: ведь они станут опорой древнего Византия, если силы греков иссякнут в вековой борьбе с исламом!

Опасными казались (по привычке) атаки арабов с востока — хотя этот прилив уже сменился отливом. После смерти грозного Маамуна и его брата Мутасима трон халифов в Багдаде стал игрушкой в руках начальников гвардии — а гвардейцами служили государевы рабы (гулямы), обычно родом из тюрок. Потеряв свою степную державу, эти удальцы часто делали карьеру в исламских войсках — пока коренные арабы и персы увлекались торговлей, поэзией или богословием. Научный прогресс в халифате Аббасидов также остановился до лучших времен — пока на смену единой исламской державе не придет пестрое великолепие национальных эмиратов, султанатов и халифатов.

В середине III века Хиджры ни один правоверный мусульманин не мог вообразить одновременного правления двух или трех халифов из разных династий. Но через полвека эта фантастика стала реальностью — в лице кордовских Омейядов, багдадских Аббасидов и каирских Фатимидов.

Впрочем, еще при жизни патриарха Фотия самыми опасными для Византии мусульманами сделались шииты из Северной Африки (Алжира, Туниса) — будущая опора Фатимидов.

В IX веке все взрослеющие этносы Европы старались скорее обособиться от чужаков в тех или иных границах, чем брать на свои плечи бремя вселенской империи. Те же тенденции преобладали в исламском мире, где намечался раздел Халифата — и даже в Китае, где разваливалась империя Тан. Грекоязычный, православный Константинополь оставался центром единственной империи, достойной этого названия.

Причину уникальной стойкости Византии легко понять: в смутах VII века эта держава уже потеряла те земли, где преобладало иноязычное либо иноверное население. Однако в религиозных распрях VIII-IX веков правители Византии упустили хороший шанс расширить зону имперской культуры за счет новокрещеных варваров. Действия Фотия в этой сфере запоздали: оттого Византийское содружество этносов не успело охватить даже Восточную Европу, от Дуная до Кавказа. Византия устояла перед натиском мусульман и болгар — но ценою своего превращения в НАЦИОНАЛЬНОЕ государство ромеев, первое среди равных монархий новой Европы.

Напротив, в Дальневосточной ойкумене бытовое и культурное единство большинства жителей нерушимо уже в течение десяти веков — со времен унификации Поднебесной в рамках империи Хань. Да, она рухнула одновременно с Римской империей; но это был лишь кризис власти, а не кризис экономики или идеологии. Многомиллионное земледельческое население в долинах Хуанхэ и Янцзы продолжало жить привычным бытом, подавляя любых тиранов или варваров численно и культурно даже тогда, когда те подавляли его политически. Более двух веков — с 310 по 550 годы — верховная власть в Поднебесной находилась в руках тех или иных варварских вождей: хуннов или цзелу, сяньби или тангутов, тибетцев или табгачей. Но в середине VI века китайская нация вновь воспрянула, как Феникс из пепла, — и вновь объединила Поднебесную в рамках империи с переменными династиями: сперва Бэй-Чжоу, затем — Суй, потом — Тан.

Сейчас, три века спустя, империя Тан погибает почти так же, как погибала империя Хань: не под ударами внешних варваров, а под напором внутренних противоречий общества. Как только пограничные воеводы разгромили державу уйгуров (в 861 году), придворные евнухи и чиновники затравили вояк доносами. Как только армия была обезглавлена, начались солдатские бунты, подавлять которые пришлось с помошью прирученных еще Ли Ши-минем степняков — тюрок из племени шато.