Знание-сила, 2004 № 07 (925)

Любопытно, что у растений, инфицированных вирусом, как и у человека, слегка повышается температура. Так, исследователи из Гентского университета обнаружили, что на участках листьев табака, пораженных вирусом табачной мозаики, температура повышалась на 0,3 — 0,4 градуса. Этот рост температуры наблюдался за несколько часов до появления видимых симптомов поражения. Подобное открытие поможет ускорить селекцию растений, устойчивых к действию вирусов.

Есть у растений и свои «мышцы». Известно, что листья и цветки часто поворачиваются к Солнцу, жадно впитывая свет. Не дремлют листья и ночью, исподволь меняя свое положение. Каждое утро растение встречает Солнце, помахивая под ветром листвой, обращенной на восток.

Даже хлоропласты — крохотные органоиды, спрятанные в клетках растений и занятые фотосинтезом, — постоянно пребывают в движении, улавливая, откуда падают солнечные лучи. Когда свет очень слаб, хлоропласты, чтобы не «расплескать» эти жалкие крохи, располагаются под прямым углом к падающим лучам. При ярком освещении они прячутся по боковым стенкам клеток, ведь света и так вдоволь. А что ими движет, не световые же лучи их отталкивают? Роль мышц в растительном мире играют актиновые волокна. Они способны сокращаться и этим своим талантом пользуются изо дня в день.

Впрочем, мышцы и суставы растений все же слабы, чтобы защитить их от зверья. Миллионы лет две армии — флоры и фауны — ведут нескончаемую битву. Оружие одних — губы, зубы, желудки и языки, слизывающие, схватывающие, сметающие, съедающие все на пути. Надежда других обращена к шипам, колючкам, стрекалам, ядам, заготовленным для обороны. Оружие одних — сила. Надежда других — хитрость (подробнее о приемах, помогающих растениям защититься от животных, см. в «Знание — сила», 2002, № 1).

Как плохо мы знаем растения! Как небрежно относимся к ним!

Федор Богомолов Юрий Магаршак

Язык мировой научной элиты XXI века - русский?

Неисповедимы пути культуры. Иногда она победоносно идет по миру вместе с военными успехами народа. Иногда — как это ни удивительно — за военным поражением нации. Клио, муза истории, — дама прихотливая, и у нее на уме совсем не то же самое, что у бога войны Марса. Бросив взгляд на Историю с этой точки зрения, обнаруживаешь поразительные вещи. Греческий язык был разнесен по миру войсками Александра Македонского, латынь шла за римскими легионами, английский язык плыл к далеким землям Индии, Африки и Австралии вместе с победоносными кораблями британского флота, так же как язык испанский приплыл в Новый Свет не сам по себе, а с мечами конкистадоров, это бесспорно. Но с другой стороны:

Растоптанная Римом Греция сделала свою культуру и язык культурой и языком завоевателей.

Маленькая Иудея, уничтоженная Римом до такой степени, что по территории ее столицы Иерусалима прошли бороной, уничтожила Рим, ибо из ее недр вышла религия, завоевавшая Римскую империю, и не только ее!

Франция Людовика XIV не одерживала вроде бы сногсшибательных военных побед. И культура окружающих ее стран — Испании, Англии, Германии — была как будто ничуть не ниже. И вдруг французский язык сделался языком культурной Европы настолько, что даже в далекой России правящий класс заговорил по- французски, да так основательно, что спустя полтора века героиня величайшей поэмы, когда-либо написанной по-русски, пишет письмо возлюбленному по-французски, ибо «она по-русски не умела».

Есть и другие примеры. Но давайте внимательнее приглядимся к этим, считая что  sapienti sat все, что больше трех. Зададимся вопросом и попробуем получить ответ на него: каким образом без единого выстрела, а в первых трех примерах даже в результате сокрушительного военного поражения язык и духовные ценности той или иной нации могут перейти в стратегическое интеллектуальное наступление?

В порабощенной Греции это чудо было сотворено горсткой философов, ученых и ораторов, которые, будучи привезенными в Рим (в качестве рабов!), завоевали хозяев. Интеллектуально завоевали. Ибо греческий язык стал языком, на котором обязательно должен был говорить образованный италиец, а мрачное мировоззрение Рима с легендами о кормящих грудью основателей города волчицах и строгой деревенской моралью Катона Старшего было в корне преобразовано очарованием греческого мировоззрения (вспомним хотя бы Диан с множеством грудей римской архаики и сравним их со скульптурами того же — и даже более раннего — времени Артемиды, богини-охотницы. Что между ними общего, чтобы отождествить? Да ничего. Кроме почти фанатического желания римлян быть причастными к культуре порабощенного ими народа!)