Знание- сила, 2003 № 07 (913)

Их восторг оправдан. «Пионер» блестяще выполнил поставленные перед ним задачи — первым из космических зондов прошел пояс астероидов, первым произвел фотосъемку Юпитера и сейчас находится на пути к тому, чтобы стать первым искусственным, созданным людьми небесным телом, которое выйдет за пределы Солнечной системы. В настоящее время «Пионер» находится уже на расстоянии 12 миллиардов километров от Солнца и проходит наружные слои протяженной солнечной «атмосферы» (так называемой гелиосферы), которая простирается за пределы самого удаленного от Солнца, второго пояса астероидов. Ему еще предстоит пересечь границу гелиосферы, передав ученым точные данные о ее протяженности, после чего он выйдет в межзвездное пространство и продолжит свой полет в направлении со-звездия Быка - маленькая посверкивающая металлическая крупинка в бездонном космическом мраке. По расчетам, «Пионер» должен приблизиться к ближайшей звезде созвездия Быка примерно через 2 миллиона лет.

Солидарность по-постсоветски

От социалистического коллективизма к корпоративной солидарности путь тяжелый, полный разочарований, предательств, вынужденного взросления.

О недолгой истории и перспективах рабочего движения в современной России социолог Светлана Климова беседует с нашим корреспондентом Ириной Прусс.

— В начале 90-х годов вы работали в фонде, созданном американской Ассоциацией профсоюзов в помощь нашим свободным профсоюзам. Вы помогали становлению рабочего движения? Что конкретно вы там делам?

— Какому становлению? Рабочее движение фактически к 1993 году уже кончилось, остались только отдельные изолированные островки. Скорее, мы пытались его возродить.

У американских профсоюзов вообще есть идея миссионерства, они по всему миру организуют свои представительства и фонды вроде нашего, чтобы помочь рабочему движению за свои права. На их деньги в фонде работали наши юристы: выступали в судах, защищая рабочих, помогали составлять коллективные договоры с работодателями. Были консультанты по профсоюзной работе: это у ФНПР есть своя Высшая профсоюзная школа, а свободные профсоюзы обычно вырастали из стачкомов, никаких навыков организационной работы у них нет, они и стачки часто проигрывали, потому что не умели их проводить. А я в фонде занималась так называемыми связями с общественностью: пыталась пристроить в прессу информацию о положении рабочих, о стачках, писала листовки...

— Листовки? К кому обращенные?

— Чаше всего к другим рабочим того же предприятия, на котором началась стачка, — объяснение причин, требований, призыв присоединяться.

В конце концов мы организовали собственную газету, потом и журнал и рассылали по стачкомам, по ячейкам свободных профсоюзов. Была у нас такая иллюзия, что если будет информация, если восстановятся прежние связи, то и движение можно будет возродить. Как сказал один наш замечательный профсоюзник, «рабочее движение кончилось у нас здесь, в Кузбассе, когда мы перестали получать известия о рабочем движении на Украине и в Воркуте». Кончилось ощущение включенности в общее дело.

— Ваша надежда не осуществилась?

— Да, восстановить ничего не удалось. Эта информация им уже психологически была неинтересна.

— Почему?

— Это надо с самого начала... Пик рабочего движения пришелся на 1989 — 1991 годы, когда шахтеры выступали «за вашу и нашу свободу». Именно эта волна забастовок и стачек вывела демократов к власти. А потом оказалось, что свобода ваша, но совсем не наша, что рабочим от демократических преобразований, за которые они выступали, стало хуже, а не лучше. Закрывались шахты, людей выбрасывали на улицу без выходного пособия, падение производства везде абсолютно, невыплаты зарплаты, если говорить о моряках — бесконечные аресты судов за границей, люди оказывались просто на грани жизни и смерти. Многие почувствовали виноватыми и себя: они же способствовали наступлению всех этих демократических преобразований. Короче, уже не до обмена информацией, надо как-то выживать, накормить свою бригаду...

Конечно, надо было многие шахты закрывать, вывозить людей «на материк», как они говорят. Но это делалось чудовищными, варварскими способами. Шахту закрывали, и никто никого никуда не переселял. Я знаю случай, когда хозяин загробил хорошо оборудованную шахту, которой еще бы работать и работать, но которая из-за оборудования требует постоянных вложений, и оставил себе только разрез, потому что там уголь дешевле. Дешевый уголь кончился, а восстановить загубленное оборудование, вернуть квалифицированные кадры на ту шахту уже нельзя. В результате уже во второй половине 90-х годов по всей стране пошел крик, что не хватает угля, нечем топить котельные...