Знание-сила, 2002 № 10 (904)

В студии не оказалось этолога. А что сказал бы он? Мелочи, о которых шла речь, – не мелочи, а МЕТКИ. Люди, которые живут вместе, всегда испытывают территориальную конкуренцию. Поэтому они отстаивают и метят свою территорию – порой совершенно неосознанно. Они раскидывают свои вещи и расставляют безделушки, шумят и расставляют локти. Но еще важнее оставлять запаховые метки – на эту роль отлично подходят брошенные посреди прихожей башмаки, а еще – носки. Дело в том, что ступни активно выделяют одоранты (главным образом, органические кислоты), создавая неповторимый обонятельный профиль каждого из нас и позволяя оставить СЛЕД. Кстати, наши спутники – собаки – лучше всего различают именно этот класс химических соединений. Ведь это хищники, которые должны искать добычу последу. Собаки очень любят положить морду на ступни или тапки хозяина, чтобы его запах щекотал ноздри. Но не только они. Точно так же пощекотать себе ноздри не прочь и мужчина. Но только это должен быть запах любимого человека, особенно – самого себя. Типично мужской жест – снять носки и тут же их незаметно нюхнуть, удостоверившись: «Я здесь, я – это я». Для него это никакое не «грязное белье», а… команда поддержки или даже боевой эскадрон.

Как ни странно, у мужчин – этих «толстокожих грубиянов» – запахи вызывают больше эмоций, чем у женщин. Это вполне объяснимо: миллионы лет эволюции свою вторую половину отыскивали по запаху именно самцы, а не самки. Поэтому женщина может целый день переносить убийственную концентрацию дешевой парфюмерии на своем теле, от которой у мужчин голова начинает раскалываться уже через минуту.

Чем сильнее трения, тем сильнее хочется «метить». Драка может и не начаться, но две собаки десятки раз поднимут ногу, пока будут рычать друг на друга. А нам – часто ли удается сохранить на общей территории человеческие отношения и не начать «собачиться»? Прежде всего, надо помнить, что это именно отношения, что люди объединяются в семью на основе глубокой привязанности, а не капризной влюбленности, которая может испариться от одного чиха или носка. Семья – это не только репродуктивная единица, но и коллектив, проживающий на одной территории, или, если хотите, запертый в одной клетке. Поэтому, чтобы выжить, его члены должны уважать друг друга, то есть соблюдать ДОГОВОР, правила совместного проживания. А на этологическом языке – подавлять территориально-маркировочную активность, использовать умиротворяющие буферы, устранять знаки скрытой агрессии. Да попросту убирать за собой! И все целее будет.

Этос – значит «дикий нрав»

Сегодня этологией называют любые исследования поведения. Похоже, споры между разными направлениями в этой области становятся достоянием истории. Но так было не всегда.

Самая старшая среди наук о поведении – зоопсихология, изучавшая некое «психическое отражение на уровне животного». Она развивалась усилиями натуралистов XIX века и поначалу содержала много антропоморфизмов – животные наделялись способностью размышлять и чувствовать, как человек (были там и «восторженные улитки», и «свирепые пауки»). Научная база создавалась постепенно. В нашей стране над этим работали такие ученые, как Н.Н. Ладыгина-Коте, известная работами с приматами, и В.А. Вагнер, изучавший «умные» инстинкты у низших животных.

Для студентов-психологов зоопсихология была (и во многих вузах остается), пожалуй, единственным окном в мир разнообразия поведения. Таким старинным круглым окошком. Через которое продолжатель работ Вагнера Курт Фабри когда-то ухитрился показать многие достижения «реакционной буржуазной науки» в своем учебнике «Основы зоопсихологии» (МГУ, 1976). Разумеется, Фабри замаскировал эти сведения терминами идеологически выдержанной советской психологии. Поэтому учебник (который и сегодня штудируют первокурсники психфака ) содержит такие курьезы, как «психическое развитие инфузорий» или «высший уровень элементарного развития психики кольчатых червей».

Подобное наделение психикой всех тварей земных было оправданно в XIX веке – как попытка преодолеть декартовское представление «животные – биологические автоматы» (на основе которого вивисекторы утверждали, что крик оперируемых зверей – это скрип плохо смазанной машины). Хотелось найти у животных «живую душу», психическое начало. Но уже на рубеже XX века эту позицию подняли на смех, буквально назвав ее «методом анекдотов».

Еше одна «старушка» – сравнительная психология, процветавшая до 1940-х годов. Ее основоположник, американец Эдвард Торндайк, отметил, что разные виды обучаются с неодинаковой скоростью, и предложил развивать это сравнение. Однако впоследствии эта наука стала «сравнительной» с точностью до наоборот. Вместо пестрого множества видов она предпочитала изучать только крысу и голубя, а вместо врожденных стереотипов (позволяющих сравнить генетические различия поведения между видами) – научение и другие приобретенные реакции.