Только теперь стало возможным понять необъяснимый процесс, посредством которого сформировалась его обсессивная идея. При наличии у нас знания инфантильных сексуальных теорий и символизма (о котором знаем из интерпретации сновидений) проблема в целом может быть истолкована и ей можно придать смысл. Когда, во время дневного привала, капитан рассказал пациенту о наказании крысами, тем сначала овладели враждебность, смешанная со сладострастием нарисованной ситуации. Но сразу после этого установилась связь со сценой из его детства, в которой он сам кого-то побил. Капитан - человек, который защищал подобные наказания - был замещен его отцом и, таким образом, пациент частично утонул в ожившем раздражении, которое вспыхнуло в исходной сцене против враждебного отца. Идея, которая пришла к нему в сознание в этот момент насчет того, что нечто такое может произойти с кем-то, кого он любит, вероятно, была преобразована в желание такое как “с тобой следовало бы такое сделать!”, адресованное рассказчику, но через него и своему отцу. Через полтора дня (Не вечером, как он говорил мне вначале. Практически невозможно, чтобы пенсне, которое он заказал, прибыло в тот же день. Пациент ретроспективно укоротил временной интервал, потому что в этот период установилась решающие ментальные связи, и в этот период был вытеснен имевший место эпизод его беседы с офицером, который сообщил ему о благосклонном отношении к нему молодой девушки с почты.) , когда капитан вручил ему оплаченную посылку с требованием возвратить 3.80 крон лейтенанту А., он уже был осведомлен о том, что его “враждебный начальник” делает ошибку, и что единственным человеком, которому он что-то должен, была молодая девушка на почте. Ему, таким образом, легко могла бы придти в голову какая-нибудь насмешливая реплика, вроде “Еще б я это сделал!?” или “Бабушке своей заплати!” или “Ну конечно! Уж будьте уверены, верну я ему эти деньги!” - ответы, которые не были бы по сути компульсивными. Но вместо этого, из-за взбалтывания отцовского комплекса и оживления в памяти сцены детства у него в голове сформировался такой ответ: ”Да! Я верну деньги А., когда у моего отца или у моей дамы будут дети!” или “То, что я верну ему деньги так же верно, как то, что мой отец или моя дама могут иметь детей!” Короче говоря, ироническое утверждение соединилось с абсурдным условием, которое никогда не могло быть выполнено. (Так абсурдность означает иронию в стилистике обсессивных мыслей также, как это делается в сновидениях. См. З. Фрейд, Толкование сновидений (1900).).
Но теперь преступление было совершено; он оскорбил двух людей, самых дорогих для него - своего отца и свою даму. Деяние вызвало наказание, и взыскание выразилось в том, что он связал себя клятвой, которую невозможно было исполнить и которая повлекла буквальное следование необоснованному требованию начальника. Клятва прозвучала следующим образом: “Теперь ты должен действительно вернуть деньги А.” В этом судорожном послушании он вытеснил свое лучшее знание того, что просьба капитана основывалась на ложной посылке: “Да, ты должен вернуть деньги А., как требует заменитель твоего отца. Твой отец не может ошибаться.” Так же и король не может ошибаться; если он называет своего подданного по титулу, которого у того нет, подданный его тут же получает.
Только лишь смутное представление об этих событиях достигло сознания пациента. Его протест против приказа капитана и его внезапная трансформация в свою противоположность - оба были представлены здесь. Сначала пришла идея, что он не вернет деньги, или это (то есть наказание крысами) случится. И затем произошла трансформация этой идеи в клятву с противоположным эффектом в виде наказания за этот протест.