- А, ты попробуй! - Дракон усмехнулся и клацнув когтями по металлу протянул мне полутораручный пламенеющий меч.
Луч солнца, попав на волнистое лезвие, раздробился и убежал сотней солнечных зайчиков в разные стороны. Оплетенная кожаным шнурком рукоять удобно легла в ладонь.
- Я готов! - сказал я Дракону и тот не спеша потянулся.
Под чешуйчатой кожей заиграли шары мышц, хрустнули кости.
- Молодец! Начали!
Огнедышащий Дракон выгнулся дугой и выпустил в мою сторону жаркую струю огня. Я лишь успел почувствовать как затрещали от высокой температуры волосы, как затлели джинсы, как лопнула кожа на пальцах, сжимающих рукоять меча. Мое обугленное тело упало на выжженную землю.
- Действительно, он был прав, изменить ничего нельзя! - Дракон, как кошка выгреб лапой в земле ямку, столкнул в неё еще дымящегося меня и закопал.
Немного постоял у свежей могилы и осмотревшись по сторонам взмыл в небо.
Смерть номер 12
Моя жизнь под двенадцатым номером была самой короткой, а смерть быстрой и ничем не примечательной.
Я осознал себя орущим розовым младенцем, в стерильно-белой палате. Неярко горели лампы, освещавшие несколько кроваток с такими же крошечными и беспомощными существами, как и я сам. За окнами было темно. Я оценил это состояние как ночь. Глядя своими прозрачными глазенками в темные стекла, я видел отражавшихся в них спеленутых, мирно спящих собратьев. Затаил дыхание и приказал остановиться тихо стучащему сердцу. Я умер младенцем.
Мое сознание еще долго находилось рядом с покинутым телом. Оно наблюдало, как врачи и медсестры реанимации пытаются вернуть ему жизнь. Потом провожало до холодного морга. Женщина, принявшая маленький трупик, долго смотрела в его закрытые глаза, а потом сказала:
- Тебе, как знаку - это не свойственно!
И убрала в железный ящик. Затем пришли патологоанатомы и вскрыли покинутое мной маленькое тело при помощи блестяще-острых инструментов, устанавливая причины смерти.
Жизнь номер 13
Моя последняя, тринадцатая жизнь началась с полного понимания того, что она будет дорогой, ведущей в вечность. Я готов ко всему. Твердость духа и тела заменяется всепобеждающей мягкостью. Твердое не может побеждать и поэтому умирает, разрушаемое мягкостью. Вот только понимание этого пришло слишком поздно.