Знаю, позовешь меня

– А для меня там найдется комнатка? – спросил он, пытаясь выиграть время, пока размышлял.

Она хихикнула:

– Если я скажу, что приду со своим парнем, тебе подготовят комнату, даже если бабушкам и дедушкам придется тесниться в одной спальне.

– Хорошо, – произнес он с притворным энтузиазмом. – Я пойду с тобой на свадьбу.

Благодарность в ее глазах задела его за живое.

Они приняли ванну вместе только в середине дня. После ночи любви и плохого сна Ханна радовалась возможности просто полежать между ног Франческо, положив голову ему на грудь, и наслаждаться пенистой водой.

Ее телефон, лежащий на полке над раковиной, завибрировал.

– Не трогай его, – приказал Франческо, крепче обняв ее за талию.

– Это может быть важно.

– Десять минут ничего не изменят.

– Но…

– Ханна, так не может продолжаться. Ты используешь телефон как эмоциональный костыль, а это плохо. – В его голосе слышалась резкость.

С тех пор как они начали часто встречаться, она отлично знала о его отвращении к ее телефону. Не к ее работе или научно-исследовательской практике, а к телефону.

– По-моему, эмоциональный костыль – это слишком, – произнесла она. – Если один из моих пациентов умирает не в мою смену, то я хочу знать об этом. Я не желаю, приехав на работу, встретиться лицом к лицу с потерянными родителями на автостоянке, в вестибюле или в кафе, не зная, что они только что потеряли самое дорогое в жизни.

Его тон смягчился.

– Это случилось с тобой, когда умерла Бет?

Она резко кивнула:

– Когда Бет положили в больницу, врач вел себя очень сдержанно, почти холодно. – Ханна уставилась на красивые руки Франческо, ей нравилось, как вода касается темных волосков на его оливковой коже. – Бет умерла на рассвете, после того как первый врач уже отработал смену. К счастью, она осталась на попечении самых прекрасных и добрых врачей и медсестер. Они позволили нам побыть с ее телом несколько часов, пока не взошло солнце. Я помню, как мы возвращались в детскую палату за вещами Бет, которые остались там после того, как ее перевели в отделение интенсивной терапии. Мы вошли в лифт, и с нами туда вошел тот самый первый врач.

Ханна сглотнула подступившую к горлу горечь.

– Он смотрел сквозь нас, – продолжала она. – Либо он не узнал семью девочки, которую лечил двадцать четыре часа назад, либо не захотел нас узнавать. В любом случае я ненавидела его за это. Моя сестра умерла, а этот человек даже не удосужился вспомнить наши лица.

– Ты по-прежнему его ненавидишь?

Она покачала головой:

– Теперь я его понимаю. Когда много раз видишь умирающего ребенка, становишься равнодушным. Каждый на это способен. Разница лишь в том, что он позволил себе стать бесчувственным. Я никогда не стану бездушной к своим пациентам. Я не хочу, чтобы мои пациенты и их близкие думали, будто мне на них наплевать.

– Но так можешь пострадать ты, – заметил Франческо. Он видел только одного умирающего человека: свою мать. Он приехал в больницу, чтобы попрощаться с ней, пока она еще была жива. Однако она была без сознания и выживала только за счет того, что ее подключили к аппаратам.

Это было единственное, самое печальное событие в его жизни.

Выбрать профессию, где ты будешь постоянно окружен больными людьми и смертью… Франческо с трудом понимал преданность и самоотверженность тех, кто выполняет такую работу.

Ханна пожала плечами, и он крепче ее обнял.

– Выздоровевших детей в сотни раз больше умерших, – сказала она. – Ради этого мы и работаем.

Он не нашелся что ответить.

Ханна пострадала от потери самого дорогого ей человека – сестры-близнеца, но сумела трансформировать свою печаль в добро.

Франческо знал с самого начала, что она слишком хороша для него. А сейчас он еще раз в этом убедился.

– Смерть Бет сломала меня, – тихо произнесла она. – Мои родители очень старались меня успокоить, но они тоже скорбели, и я их отталкивала. Мелани отчаянно старалась меня успокоить, но я тоже ее оттолкнула. После аварии я осознала, как плохо обращалась со своей семьей. Я сторонилась своих родственников. Я сторонилась вообще всех людей, пока не встретила тебя.

У него сдавило грудь.

– Твоей семье нравилась твоя обособленность?

– Нет. – Ее влажные волосы щекотали ему нос. – Им это не нравилось. Но что они могли поделать? Меня не переиначить. – Ее тон стал задумчивым. – Думаю, я специально бросала им вызов. Я была так потеряна, что просто не могла найти выход.

Франческо так много хотел ей сказать, но его слова ничего бы не изменили.

– А насчет телефона ты, наверное, прав, – пробормотала она. – Я использую его как костыль. Мне проще взаимодействовать с предметом, чем с человеком. По крайней мере, так было до встречи с тобой.

Она повернула голову, уперлась щекой ему в плечо и пристально посмотрела на Франческо.

– Я так рада, что ты пойдешь со мной на свадьбу.

От волнения у него засосало под ложечкой.

– Я так давно боюсь этой свадьбы, – призналась она.

– Это из-за Бет? – выдавил он. – Потому что ее не будет там?

Она вонзила ноготки в его руки.