Змея, крокодил и собака

Так и вышло. Но когда Эмерсон устроился в своей обычной позе для сна – на спине, руки скрещены на груди, как у статуи Осириса – я не могла не вспомнить: когда-то при виде того, как я поднималась из ванны, у мужа возникало неудержимое желание сравнить меня с Афродитой[108], побуждавшее к немедленным действиям. А сегодня днём он просто протянул мне полотенце…

* * *

Единственное приглашение, которое Эмерсон не выбросил, пришло от мистера Джорджа Мак-Кензи. Он был одним из тех эксцентричных индивидуумов, которые чаще встречались в древние времена археологии, нежели сегодня: одарённые любители, занимавшиеся раскопками и изучавшие египтологию без ограничений, накладываемых государственным регулированием. Некоторые из них достигли замечательных результатов, несмотря на отсутствие формального обучения. А солидный трёхтомник Мак-Кензи по древней египетской культуре стал просто бесценным источником сведений, поскольку многие рельефы и надписи, скопированные автором в 1850-х годах, нынче утрачены навсегда. Теперь Мак-Кензи был уже очень стар и редко рассылал или принимал приглашения. Даже Эмерсон признал, что нам оказано крайне лестное внимание, и такую возможность мы не должны пропустить.

Он отказался от вечернего костюма, но выглядел очень изящно в сюртуке и брюках под тон к нему. Я надела своё второе лучшее платье из серебряной парчи с вытканными красными розами, отороченное серебряным кружевом на груди, с манжетами длиной до локтя. Надеюсь, меня не обвинят в тщеславии, если я скажу, что все глаза поворачивались к нам, когда мы пересекали террасу, шествуя к ожидающему нас экипажу. Сверкающий закат озарял западное небо, купола и минареты старого Каира плыли в туманной дымке.

Да, мы направлялись именно в старый Каир – средневековый город с очаровательными четырёхэтажными домами и дворцами, из которых жестокие воины-мамлюки[109] тиранически правили городом. Многие жилища обветшали, и нынче в них обитали те, кто победнее – целые семьи ютились в одной комнате. Искусно вырезанные решётки, скрывавшие красавиц харима (гарема, женской половины дома) от завистливых глаз, ушли в небытие, а выстиранные галабеи (длинные рубахи без ворота с широкими рукавами) униженно и смиренно свисали с обветшалых остатков машрабий[110]. Рассказывали, что дом Мак-Кензи в своё время принадлежал султану Кайт-бею[111], и особенности его архитектуры хорошо сохранились. Я с нетерпением ожидала того момента, когда всё увижу собственными глазами.

В старом Каире нет ни уличных табличек, ни номеров домов. В конце концов кучер остановил лошадей и признался в том, что я уже давно подозревала: он понятия не имел, куда ехать. Когда Эмерсон указал на улицу – вернее, на промежуток между двумя домами – кучер заявил, что туда не поедет. Он знал эту улицу – дальше она сужалась ещё сильнее, и не было возможности развернуть лошадей.

– Подождите нас здесь, – сказал Эмерсон. Помогая мне вылезти из кареты, он не смог удержаться от замечания:

– Я же говорил тебе не надевать это платье, Пибоди. Я думал, что нам, вероятно, часть пути придётся идти пешком.

– Так почему же не высказал эти мысли вслух? – спросила я, подтягивая юбки. – Ведь ты же бывал раньше здесь, не так ли?

– Несколько лет назад. – Эмерсон предложил мне руку, и мы пошли. – Кажется, дальше по этой улице. По-моему, Мак-Кензи оставил указания, но они не... Ах да, вот и сабиль (фонтан), о котором он упоминал. Первый поворот налево.

Мы прошли совсем немного, когда проход сузился настолько, что стало невозможно идти рядом. Он был похож на туннель: высокие, закрытые фасады старых домов поднимались с обеих сторон, а выступавшие балконы почти нависали над головой. Я забеспокоилась:

– Что-то не так, Эмерсон. Здесь очень темно и грязно. И ни единой души с тех пор, как мы миновали фонтан. Мистер Мак-Кензи, несомненно, не может жить в подобных трущобах.

– Здесь нет архитектурных различий по классам, богатые особняки примыкают к бедным домам. – Однако голос Эмерсона отражал мои собственные сомнения. Он остановился: – Вернёмся назад. Рядом с сабилем стояла кофейня, мы спросим у них.

Но было уже слишком поздно. Узкая дорога освещалась только фонарём, который какой-то рачительный хозяин дома повесил над дверью в нескольких футах позади нас, и он отбрасывал достаточно света, чтобы мы увидели в тени неподалёку громоздкие силуэты нескольких мужчин. Их тюрбаны бледнели в темноте.

– Проклятье, – спокойно произнёс Эмерсон. – Становись за мной, Пибоди.

– Спиной к спине, – согласилась я, занимая позицию. – Чёрт побери, почему я вышла без пояса со снаряжением?

– Попробуй эту дверь, – предложил Эмерсон.

– Заперта. А впереди нас тоже ждут, – добавила я. – По меньшей мере, двое. А у меня всего лишь хлипкий вечерний зонтик, изготовленный под платье, а не тот, который я обычно ношу.