Змея, крокодил и собака

Думаю, я могла бы объяснить наивному издателю, что есть кое-что похуже убийств. Я научилась достаточно спокойно относиться к мертвецам, но прошлой зимой мне пришлось пережить худшие моменты всей моей жизни, когда я проползала на четвереньках через неописуемые горы мусора к тому месту, где я надеялась – и боялась – найти того, кто был для меня дороже самой жизни. Он пропал без вести почти неделю назад, и я не могла поверить, что какая бы то ни было тюрьма в состоянии так долго удерживать мужчину, обладающего подобными разумом и силой, если только... Мысли о тех ужасах, которые могли произойти, причиняли невероятные страдания. Душевные муки намного превосходили физическую боль от сбитых коленей и расцарапанных ладоней и полностью подавляли страх перед окружавшими нас врагами. Разбухшее солнце низко клонилось к западу. Заросли сорняков отбрасывали тени на траву, касаясь стен строения, к которому мы направлялись. Это было небольшое низкое здание из грязного кирпича, казалось, угрюмо сидевшее на корточках в усыпанной мусором яме. В двух стенах, обращённых ко мне, не было ни окон, ни дверей. Редкий садист согласится держать собаку в таком питомнике...

С трудом сглотнув, я повернулась к моему верному реису Абдулле[2], следовавшему за мной по пятам. Он предостерегающе покачал головой и приложил палец к губам. Затем показал жестом, что следует подняться на крышу. Он подсадил меня, а затем последовал за мной.

Разрушенный парапет защищал нас от посторонних взглядов, и Абдулла перевёл дыхание. Он был уже стар; тревога, неизвестность и затраченные усилия не могли не сказаться. Я ничем не могла ему помочь, да он и не хотел этого. Внезапно он застыл, а затем пополз к центру крыши, где находилось отверстие диаметром едва ли больше фута[3]. Его закрывала решётка из ржавого металла, опиравшаяся на выступ чуть ниже поверхности крыши. Прутья были толстыми и близко расположенными.

Закончатся ли эти бесконечные дни ожидания? Внутри ли он? Последние секунды перед тем, как я подползла к окошку, казалось, длились бесконечно. Но самое худшее ещё ожидало нас впереди.

Единственный свет в грязной дыре внизу пробивался из щели над дверью. В противоположном углу мрак скрывал неподвижное тело. Я знала это тело, я бы узнала его в самую тёмную ночь, хотя и не могла разобрать отдельные черты. Голова шла кругом. И тут луч умирающего солнечного света пробился сквозь узкое отверстие и коснулся лежавшего. Это он! Мои молитвы были услышаны! Но... О, Небеса, неужели мы пришли слишком поздно? Застывший и недвижимый, он лежал на грязной койке. Лицо казалось восковой маской смерти, жёлтой и жёсткой. Мои глаза судорожно искали хоть какой-то признак жизни, дыхания... и не находили ни одного.

Но и это было ещё не всё. Самое худшее ожидало нас впереди.

Бесспорно, если бы я прибегла к презренным трюкам, которые предлагал мне американский издатель, то могла бы настолько лихо закрутить сюжет... Но я отказываюсь оскорблять интеллект моего (пока) гипотетического читателя подобным образом. И возобновляю своё упорядоченное повествование.

* * *

Уже упомянутая мной цитата: «О, эти безумные поиски! О, эта непрестанная погоня! О, этот необузданный восторг!»[4], естественно, употреблялась Китсом в совершенно ином контексте. Тем не менее, меня часто искали и преследовали (иногда безумно), и не раз успешно пытались скрыться от меня. Последняя фраза также уместна, хотя сама бы я не позволила себе так выражаться.

Именно в Египте начались преследования, погони и прочее. Именно там я впервые столкнулась с древней цивилизацией, которая стала делом всей моей жизни, и с замечательным человеком, разделившим эту участь со мной. Египтология и Рэдклифф Эмерсон! Эти два понятия неразделимы не только в моём сердце, но и в оценке научного мира. Я часто повторяла, что Эмерсон – это сама египтология, наиболее выдающийся учёный как этой, так и любой другой эпохи. В то время, когда я писала это строки, мы стояли на пороге нового века, и я не сомневалась, что Эмерсон будет доминировать в двадцатом веке так же, как и в девятнадцатом.

А стоит мне добавить, что к физическим атрибутам Эмерсона относятся сапфирово-голубые глаза, жёсткие волосы цвета воронова крыла и телосложение, являющееся воплощением мужской силы и грации, как вдумчивый читатель сразу поймёт, почему наш союз оказался настолько блестящим.