Стены, окружавшие комнату, где я работала, поднимались в высоту на метр, а то и больше, поэтому я не видела, что происходит в юго-западном углу участка. Но могла слышать. Большинство замечаний принадлежали Эмерсону, были переполнены сквернословием, и в основном направлены против Абдуллы. Наш преданный
Именно Абдулла первым увидел приближавшихся людей. Его крик: «
Их было двое, оба – в европейской одежде. Невысокий толстяк отстал из-за размашистых шагов спутника. Тропический шлем покрывал его волосы и смазывал черты лица, но нечто при виде этого высокого стройного тела заставило мои чувства тревожно затрепетать. Перебравшись через стену, я бросилась перехватить Абдуллу, который направлялся ко вновь прибывшим с длинным ножом в руке.
– Подожди, – сказала я, схватив его за руку, чтобы придать бо́льшую силу приказу. – И успокойся. Их только двое, и они не шли бы так открыто, если...
Крик Абдуллы и внезапное движение – не мужчин передо мной, а сзади меня – прервали мою речь. Абдулла боролся, пытаясь освободить руку от моей хватки.
– Позвольте мне убить его,
Кот спрыгнул со стены, где спал под солнечным светом, и подбежал к человеку; тот наклонился, чтобы поздороваться с ним. Анубис тёрся головой о его руку, но, когда человек поднял его, он вывернулся и уселся в нескольких футах поодаль.
Я потянулась за пистолетом.
– Стой смирно, Абдулла, – приказала я. – Из-за резкого движения ты можешь попасть под огонь.
– Отличный совет, – съехидничал голос позади меня. – Хотя единственное безопасное место – равнина за большой скалой. Уберите пистолет, Пибоди, пока вы кого-нибудь не подстрелили.
– Я подстрелю любого, если он даст мне хоть малейшее основание. Что, к дьяволу, это означает? Почему он так спокойно направляется к нам? Вы ведь узнали его, верно?
– Конечно, – ответил Эмерсон. – И прошу вас не стрелять в него, пока мы не услышим, что он скажет. Мне очень любопытно.
Сайрус и остальные окружили нас.
– Мне тоже, – произнёс Сайрус. Его голос был спокойным и невыразительным, глаза – сужены, рука – в кармане. – Позвольте ему высказаться, Амелия. Я держу его на мушке.
– И я тоже, – подтвердила я, целясь в центр груди Винси. Он остановился в десяти футах от нас, протянув пустые руки.
– Я безоружен, – тихо сказал он. – Можете обыскать меня, если хотите. Только позвольте мне говорить – рассеять заблуждения, которые по понятным причинам, овладели вами. Я узнал о них только несколько дней назад, и с тех пор непрерывно собирал доказательства, которые подтвердят, что я не тот, кем вы меня считаете.
– Невозможно! – воскликнула я.– Я видела вас собственными глазами.
– Вы не могли меня видеть. Я был в Дамаске, как и говорил вам. И привёл с собой моё алиби.
Он указал на другого человека, который наконец-то его догнал. Круглое красное лицо украшали роскошные благородные усы, закрученные, как рога водяного буйвола. Сняв шлем, он согнулся в поясе, официально поклонившись.
– Карл фон Борк![194] – воскликнула я.– А я-то думала – вы в Берлине, работаете вместе с профессором Зете[195].
– Так и было, – ответил Карл, снова кланяясь. – До лета, когда должность в дамасской экспедиции предложили мне. Египетские рельефы были найдены...
– Да, теперь вспоминаю, – прервала я, потому что Карл, как и мой сын, безостановочно продолжал говорить, пока его не останавливали. – Кто-то – кажется, преподобный Сейс – упоминал об этом, когда мы обедали с ним в Каире. Так вы говорите, что мистер Винси был с вами?
– Да, Карл, благодарю вас, – снова вмешалась я. – Значит, полиция приняла вашу историю? Странно, что они не сообщили мне.
– Только вчера меня известили, что я очищен от подозрений, – объяснил Винси. – Мы немедленно отправились в Амарну, потому что мне неизмеримо больше хотелось очистить себя перед вами, нежели перед полицией. – Он полез в карман, а потом лукаво улыбнулся. – Вы позволите? Я привёз и другие свидетельства – билеты на поезд, датированные и прокомпостированные, квитанцию из отеля «Султана», аффидевиты[197] от других участников экспедиции.