Змеев столб

Он катался по полу, как ожившая вязанка дров, до тех пор, пока проснувшаяся кровь не разошлась. С движением страх вновь выпустил когти: что надумает сотворить с ним Тугарин? Юозас прикусил губу – раз движение вызвало испуг, пусть оно же его и перебьет. Оттолкнувшись от печи ногами, он кувыркнулся, и хорошая встряска впрямь вернула самообладание. Мысли прояснились настолько, что Юозас вдруг осознал всю глупость своей затеи с хлебом. Зачем он решился на это? Разве Тугарин простил бы ему дерзкую выходку, даже если бы все получилось?

Ну, началось – «зачем», «почему»! Дурак потому что. Поздно ныть, плохое уже не поправишь… Без предупреждения, сами по себе, брызнули слезы. Совсем здорово, не хватало еще закричать и завыть в голос, как иногда воет в голод Гедре, растрачивая последние силы.

Юозас сел рывком и, вытерев лицо о колени, сплюнул в угол. Если выбора нет и ничего нельзя сделать, надо стиснуть зубы и терпеть.

Полы в коридоре заскрипели под твердыми шагами человека, уверенного в своем праве властвовать над жизнью и смертью других. Второй, принявший лишку, шаркая, семенил рядом. Зашли молча, и милиционер запыхтел чесноком и перегаром, развязывая пленнику ноги.

Ночь перетекала в утро, сверху чернело чистое небо в царапинах падающих звезд, мертво белела луна.

На площади появился высокий забор из железной сетки, широким кольцом окруживший Змеев столб. Пробегая давеча мимо, Юозас не видел тут никакого заграждения. Значит, недавно поставили?..

Юозас изворачивался и брыкался изо всех сил, когда они заволокли его в сетку и зачем-то перевернули вверх ногами. Удалось укусить милиционера за руку. Вася заорал благим матом, и Тугарин, дав ему тумака, прошипел:

– Пацан не кричит, а ты, рохлядь!..

Юозаса прислонили к столбу так, что голова легла у основания, а плечи уперлись в землю. Обхватившие столб ноги, не снимая валенок, Вася замотал веревкой, руки развязал и, подтянув узлом позади бревна, снова связал-прикрутил вместе с туловищем. Пригвожденный к Змееву столбу, Юозас висел вниз головой, точно беспомощная муха в паутине, чувствуя, как в скованном теле растет, надрывается безмолвным криком паника. Ему были известны все казни, придуманные дьявольским умом Тугарина. Все, кроме этой.

Милиционер подложил под голову Юозасу шапку и сказал, довольный трудами:

– Не шевельнется.

Внутри сетчатого круга стояла с краю цинковая ванна, полная тускло взблескивающей воды. Тугарин вкатил деревянный бочонок, раскроил его ударом могучего кулака, и в туманном воздухе послышался острый запах рыбы.

– Думаешь, будут есть? – с сомнением спросил Вася. – Она ж соленая.

– Еще как будут! Это омуль, глянь, жир капает. Для себя солил, – отозвался заведующий. – Я их обычно по утрам свежей ряпушкой кормлю, а сейчас они голодные.

Тугарин куда-то ушел и пробыл недолго. А когда вернулся…

Изобретенная им казнь оказалась страшнее всех самых страшных предположений. Змей не мог знать о главной боязни Юозаса, а словно знал. Натягивая поводки, собаки повизгивали и тонко, высоко взлаивали. Отстегнув псов от ошейников одного за другим, Тугарин запустил их в сетку и соединил вход проволокой.

…Смерть, не успевшая разорвать горло трехлетнему мальчику, нашла его годы спустя и ходила теперь в двух шагах на мягких когтистых лапах. Издавая чавкающие, влажно-сосущие и хрусткие звуки, она с утробным урчанием пожирала жирную омулевую плоть – холодную закуску перед основным горячим блюдом.

Темная мохнатая груда подошла к голове Юозаса, наклонилась, принюхиваясь… и раздирающий душу ужас вымахнул из его детской памяти, ослепляя рассудок блеском зеленовато светящихся глаз. Из мрачных закоулков сознания в голове всплыла красно-веснушчатая пасть с ножевыми остриями клыков. Юозас вскрикнул и упал в вязкую темноту.

…Весенний луг был зеленым и ровным, без кочек и водянистых бочажков, тонкая молодая трава нежно покалывала босые ступни. Издалека доносилась жужжащая пчелиная песня литовской дудочки бирбине. Юозас ступал по лугу, оглядываясь кругом и не веря, что где-то в роще его ждет Сара. Но она ждала, и он побежал, легкий, как ветер, протягивая к ней руки, на которых, к удивлению, не заметил ни привычной красноты, ни изрезавших пальцы шрамов.

– Са-са-сара, – выдохнул он, обняв прохладный воздух. – Са-ара, т-т-ты где?

Она выступила из-за дерева, дразнясь, смешинки играли в глазах:

– Зачем ты заикаешься, Юозас?

Он бросился к дереву, слыша удаляющийся смех в роще и шелест вспорхнувших листьев.

– Не-не ух-ходи!

Юозас хотел сказать, что приехал за Сарой. Он увезет ее к Ледяному морю, где они будут жить на острове в земляной юрте, и вдруг понял: любимую никуда не нужно везти. Он там, где мечтал быть, – если это действительно Литва.

– Не Литва, – печально покачала головой Сара, возникая между стволами лип, и Юозас едва не задохнулся, увидев ее близко.