Змееловы

— Это потому, что вы инспектор райфо, — запальчиво перебила ее Савельева. — Вас проверять посылают по сигналам, вот вы и смотрите теперь на всех как на нарушителей. Вот вам и кажется, что все такие. А честных людей куда больше. Вы вот сами подумайте: мог ли Азаров совершить кражу, если он не жалеет денег и заботится о совершенно посторонних ему людях? Это я о стариках говорю. Вспомните, мы на прошлой неделе…

— Знакомая песенка, — отмахнулась Рехина. — У меня на этот счет глаз наметан. Каких только басен не наслушалась от разных жуликов: у него-де мать больная, и брату-свату он помогает… прямо Христос какой-то! А у самого частный автомобиль. Так и норовит побольше отхватить… Это с виду только благородные.

— Постойте, дайте мне сказать, — волновалась Савельева. — Мы на прошлой неделе слушали дело об отторжении части домовладения.

— Ну и что?

— Родной сын судился со своими законными родителями, которые всю свою жизнь отдали на его воспитание. Мать почти слепая: все глаза испортила, строча на машинке, чтобы он жил в достатке, да еще внучат поднимала, пока он в армии служил. И этот негодяй отнимал у матери с отцом часть их же дома! Ему бы я вынесла приговор не задумываясь. Подлец и есть подлец.

— Так разговаривать нельзя! — Рехина обратилась к Паутову: — Афанасий Матвеевич, она ведь не по существу. Вы хоть свое слово скажите.

— Повторяю: мое слово последнее, — сказал Паутов. — А по существу действительно надо. — Он посмотрел на часы. Все его планы на сегодняшний день рушились. Он собирался сходить к врачу, потому что ревматизм допек его окончательно. Надо было еще съездить в хозяйственный магазин, там шифер привезли. Жена договорилась насчет машины, но вряд ли теперь он что-нибудь успеет. Придется перенести заботы по дому на завтра. — Вы сами придете к какому-нибудь знаменателю? — спокойно спросил он у народных заседателей.

— Что здесь думать — не виновен, — поспешно отозвалась ткачиха. — Я хоть сейчас подпишу оправдательный приговор.

— Опять за свое! — сердито проговорила фининспектор. — Факт преступления есть? Есть!

— Но состава преступления нет!

— Да за одну халатность ему положено по статье.

Паутов улыбнулся:

— Да, выучил я вас на свою голову, теперь так просто не договоришься…

— И правильно! — обрадовалась Савельева. — Ведь вы только посмотрите на доказательства. Все улики — косвенные. Вот вы скажите мне, — обратилась она к Рехиной, — хоть одну конкретную улику, показывающую, что яд взял Азаров!

— А деньги? Это раз.

— Врет Клинычев.

— Зачем ему врать? — удивилась Рехина.

— Рыльце у него в пушку, вот почему. Под следствием он.

— Вот именно, теперь ему скрывать нечего. И проходит он по другому делу. Между прочим, подсудимый сам признал, что дал деньги Клинычеву.

— Всего триста рублей, что ему дала Рославцева.

— Это нам не известно, — сказала Рехина.

— Значит, надо допросить Рославцеву, — подытожила Савельева.

— Только время оттягивать, — возразила Рехина.

— Афанасий Матвеевич! — взмолилась Савельева. — Помогите нам разобраться!

— Пишите, что виновен, — настаивала инспектор райфо.

— Я такой приговор подписывать не буду! — заявила ее противница. — Докажите, докажите мне!

Афанасий Матвеевич примирительно поднял руку:

— Спокойней, спокойней. Вы вот о чем подумайте: все ли сделано следствием? Нет ли прорех, неувязок? Лично мне многое так и осталось неясным. Я согласен, что надо допросить Рославцеву. Действительно ли она давала деньги Азарову?

— Вы хотите сказать, что надо послать. Дело на дополнительное расследование? — спросила Савельева.

— А вы другого мнения? — в свою очередь задал вопрос Паутов, поглядев на женщин.

— Я не знаю, что там и как, но Азаров не виноват! — убежденно отрезала Савельева.

— Виноват, моя милая, еще как виноват! — с улыбкой проговорила Рехина. — Подумайте сами, кому еще быть виноватым, и нечего без нужды возвращать на доследование.

Спор между ними вспыхнул с новой силой.

38

Василий свернул в лес и, не обращая внимания на безнадежно раскисшую колею, гнал машину вовсю, то и дело рискуя врезаться в толстенный ствол какого-нибудь столетнего кедра.

Видавший виды ГАЗ-51 отчаянно буксовал, скрипел, как несмазанная телега, ныряя из одной колдобины в другую, на поворотах выписывал такие загогулины, что дух захватывало, но окончательно из повиновения водителя не выходил.

Транзисторный приемник, бессменный друг Василия, орал на полную мощность, раскачиваясь под потолком кабины. Закончили передавать спортивные новости, и Пузырев хотел выключить приемник, но не было возможности оторвать руку от руля. Затем диктор объявил следующую передачу — обзор утренних центральных газет.

Пузырев словно слился с рулем и дорогу скорее угадывал, чем видел сквозь заляпанное грязью ветровое стекло, по которому судорожно скользили, размазывая красноватую глину, «дворники».

Вдруг до сознания Василия долетела знакомая фамилия «Рославцева». Он вслушался в ровный далекий голос диктора.