Змееборец

Уроки барбакитов, от многих из которых настоящий шефанго должен с презрением отвернуться, несли в себе мудрость, пусть и лишенную красоты. А Эльрик был уже достаточно взрослым, чтобы полагать, что те шефанго, кто пережил первую тысячу навигаций, еще подумают, прежде чем отворачиваться от барбакитских наставлений. Потому что в мудрости всегда есть своя красота.

На то, чтобы сделать снегоступы из гибких еловых ветвей и полосок коры, у него ушло два часа. Не самый плохой результат, с учетом многолетнего отсутствия практики. Оставалось решить, в какую же сторону идти, и выбрать место для ночлега. А еще раздобыть какой-нибудь еды.

Идею отыскать медвежью берлогу и решить таким образом сразу две проблемы, Эльрик отмел как нереализуемую. Столько ему было не съесть.

Женщина вышла из-за деревьев, когда Эльрик уже приглядел себе место для ночлега. Он как раз выгребал снег из-под выворотня, который мог бы сойти за землянку, когда усилившееся чувство опасности заставило метнуться за завесу корней.

Эльрик услышал смех, понял, что смеются над ним, и слегка разозлился. Не настолько, чтобы выйти из-за укрытия, подставляясь под выстрел, но достаточно, чтобы привстать, и получше разглядеть насмешницу.

Она могла бы показаться красивой, если бы не исходящая от нее угроза. Полногрудая, худенькая блондинка, с длинными ногами и широкими бедрами. Такие пропорции сводили с ума большую часть человеческих мужчин. Правда, сейчас достоинства фигуры было сложно оценить, из-за того, что девушка была одета так, как одевались в Среднем Эзисе, как сам Эльрик – в широкие штаны, шерстяную рубаху, перепоясанную шелковым шарфом длиной в вуаш[46], и стеганый кафтан. Только, в отличие от Эльрика, насмешница не мерзла в зимнем лесу. И башлык, откинутый на плечи, не закрывал ее лица.

– Не бойся меня, юноша, – она развела руки, показывая, что безоружна. – Ты отстал от своих? Потерялся? – пара шагов в его сторону, сапожки из тисненой кожи почти не проваливаются в снег, – значит, боги за тебя. Твои спутники умрут этой ночью, они заблудились и зашли в плохое место.

Подошла ближе. Еще ближе. Снова остановилась. Задумчиво склонила голову.

– Какие у тебя странные глаза… Иди сюда.

Сам Эльрик не стал бы называть свои глаза странными. И ни один человек не назвал бы их такими. И уж точно ни один человек, женщина ли, мужчина – не важно, разглядев его глаза, не пожелал бы свести более близкое знакомство.

Он не шевельнулся. Пальцы пробежали по рукояти меча, но… все-таки, перед ним была женщина.

– Здесь недалеко деревня, – сказала она, – вы ведь туда несли своего раненого? Хотели устроить его в тепле и под крышей. Пойдем, я провожу тебя. Остальных не спасти, для них уже слишком поздно. Пойдем, – она протянула руку. И снова улыбнулась: – да не бойся. Ты же мужчина, тебе должно быть стыдно бояться.

На такие подначки Эльрик не велся лет с девяти, и сейчас он пытался вспомнить, каким же тварям непременно нужно, чтобы жертва сама пошла с ними. Этому учили в Лахэ – у барбакитов, вообще, учили многому, что, казалось, никогда и не пригодится. Тварей таких было множество, их условно делили на альтруистов – тех, кто заманивал жертву в какое-нибудь гиблое место и предоставлял умереть, не получая от смерти ничего, кроме удовольствия, и эгоистов – тех, кто убивал и съедал. Значительную часть этого множества составляли твари, принимающие человеческий облик, предположительно вызывающий у жертвы доверие, пробуждающий похоть, взывающий о помощи… да мало ли способов привлечь к себе смертного?

Но нельзя же торчать здесь всю ночь. Холодно ведь. Он хоть и сменил привычную южноэзисскую одежду на более теплую, степную – последние два дня на Острове пришлось провести на высокогорье, а там и снег случается – никак не рассчитывал оказаться в ней зимой за полярным кругом. И то, что шефанго не может замерзнуть до смерти, не значит, что шефанго нравится торчать на холоде, когда давно бы уже можно было развести костер и согреться под защитой выворотня.

– Я и не боюсь, – ответил он, сообразив, наконец, что ему, вообще-то, семнадцать лет, и в этом возрасте принято вестись «на слабо». – Пойдем. Где там деревня?

Один шаг вперед на неуклюжих снегоступах.

И даже раньше, чем вскидывается чувство опасности – прыжок в сторону, не глядя, спиной вперед.

Эльрик приземлился, припав на колено. Увидел пронесшуюся мимо тень. Тварь напала сзади. Она все время была сзади, а с ним говорила обманка, и так тоже бывает, но немногие остаются в живых, чтобы рассказать о таких чудищах.

Он отвел руку с мечом назад, скрадывая длину лезвия, сбивая врага с толку.

А она, та, настоящая, все равно выглядела почти как человеческая девушка в мужской одежде. Она взвизгнула, досадуя на промах, очень легко, и слишком быстро развернулась – взметнулся снег – и кинулась снова, рыча, оскалив острые зубы.

– Гррау! – Эльрик сдернул с лица башлык. Ударил мечом снизу вверх, наискось, разворачиваясь, чтобы уйти с линии атаки, и вложив в удар инерцию разворота.