Змееборец

Здоровенный, мрачный, если бы не косища, какой любая девка позавидует, и не угадаешь, что торгаш. Они там, в Десятиградье, через одного такие – с косами до задницы, одно слово что купцы: встретишь на большой дороге, так неизвестно еще, ты его обберешь, или он с тебя башку снимет. Зверюги такие, им бы в армии служить, а не золото в сундуках пересчитывать. Ишь, стоит, зараза, ухмыляется. Весело ему!

– Что там, в подорожной? – спросил Краджес, ни к кому отдельно не обращаясь.

Кто-то тут же взялся зачитывать.

– Серпенте? – переспросил атаман. – Ах, какая птичка к нам залетела. Я бы даже сказал, птица. Орел цельный, с потрохами и перьями. Как думаешь, мастер, обидятся гномы, если в Загорье с тебя шкуру живьем сдерут и чучело сделают?

Десятиградец приподнял бровь.

– С чего ты взял, что я дружен с гномами?

– Может, ты и вправду дурак? – удивился Краджес. – Или не знаешь, что деревянные бирюльки свои они не продают? Никому и никогда. Только дарят. Не знаешь?

– Знаю. Но это, – купец шевельнул плечом, – не гномья работа.

– Брешешь. Людям такое не сделать. А ты с нелюдью якшаешься, это всем известно.

– Образованный нынче разбойник пошел, – задумчиво пробормотал Серпенте. – Что такое зубная щетка – слышать не слышал, а купцов десятиградских знает наперечет.

– Да не всех, – хохотнул Краджес, – только Десятку. Как раз по одному на город выходит. Вас запомнить много ума не надо. Ну что… мастер. Тебя ведь мастером называть положено? Как мы поступим с твоей шкурой?

– Я слышал только один вариант. Он мне не нравится. Есть другие?

– Есть. Прислать твою шкуру гномам, а голову – в Квириллу, столицу вашу.

– Тебе так надо, чтобы гномы обиделись на Загорье? Знаешь, Краджес, я предложил бы тебе спросить за меня выкуп. Честное слово, пользы будет намного больше. И деньги верные. За голову же тебе не дадут ни талера.

Голос у Серпенте был громкий, сильный. Про деньги услышали все. Даже повар заинтересовался, отложил устрашающего вида черпак и развернулся к беседующим.

Краджес задумался. Почесал темную бороду.

– А пока я буду выкупа ждать, ты отсюда сбежишь, так надо понимать? И не будет мне ни денег, ни гномов обиженных, а будет сплошное расстройство.

– Зачем мне бежать? – спросил Серпенте, – просто дай мне уйти. Я оставлю доверенность, и ты получишь деньги так скоро, как сумеешь добраться до ближайшего десятиградского банка в Гиени.

– Где меня и возьмут тепленьким, потому что ты в своей поганой бумажке напишешь чего-нибудь… откуда я знаю, что там положено писать!

– Твои мальчики уже закончили с моим кафтаном? – купец поморщился, – здесь не жарко. Я не собираюсь писать ничего лишнего. Хочешь, дам тебе слово…

Разбойник хрюкнул, покрутил головой:

– Слово? Ну, ты даешь, купец! Слово он даст, слыхали?

Вокруг загудели оживленно, вполне разделяя веселье вожака.

– Да ты одевайся, – разрешил Краджес, широким ножом ковыряя ножны с непонятным мечом. – Может, мне тебя заместо шута здесь оставить? Развлекать нас будешь. Зимой, да и в дожди, как ты верно подметил, заняться особо нечем.

Обтянутое кожей дерево под острием ножа подалось, треснуло и раскололось по всей длине. Атаман хмыкнул, взрезал кожу и прищурился от плеснувшего в глаза серебристого блеска.

– Ты гляди, – он окончательно высвободил клинок из сломанных ножен, – светится. Что это за цацка такая, а, мастер? Сам расскажешь, или поспрашивать придется?

Лицо десятиградца отвердело, под гладкой кожей прокатились желваки.

– Ройш зарр, мразь! – рявкнул он, и верхняя губа как-то по-звериному вздернулась, показав белые зубы, – тийсашкирх…

Его тут же схватили сзади за локти, навалились, уронив на колени. Очень вовремя, потому что Краджес и без «мрази» понял, что все сказанное – очень грязное ругательство. Бес его знает, что такое было в низком голосе, кроме гнева, не то брезгливость, не то насмешка, но это что-то вывело из себя, и Краджес, отбросив меч, с размаху ударил пленника по лицу. Ободрал о зубы костяшки пальцев, от боли взбесился еще больше, и, намотав на кулак длинную косу Серпенте, рванул вниз, что было сил, заставив купца поднять голову.

– Заткни! Свою! Поганую! Пасть! – приказал он, подкрепляя каждое слово весомой пощечиной, – ты понял меня?! Мразь!

Ответом ему был тихий, угрожающий рык, от которого, казалось, задрожали все кости.

– Рычит, как пес, – хмыкнул Краджес, самому себе не желая признаться, что малость испугался. – А коса, как у бабы.

Парни, что были поодаль, громко заржали, но тем двоим, что держали Серпенте, по всему видать, было не до смеха. Они слышали то же самое, что слышал атаман. И видели, как смотрел на него десятиградец. Что бы ни болтали про этих купцов, а известно, что косы в Десятиградье носят парни, от которых лучше держаться подальше.

Велик был соблазн немедленно перерезать горло слишком опасной добыче.

Вместо этого Краджес вытер окровавленную ладонь о дорогую рубашку купца, пнул его напоследок под ребра – показалось, что по дереву пинал – и приказал связать покрепче.