Зловещий трофей

В этой стране тоже было неспокойно. На присоединенных к Германии польских землях полыхала «расовая политика» с принудительным переселением. И здесь судьба одарила молодого Франца приветливым взглядом: лица немецкой национальности считались привилегированной социальной группой. Их не трогали, им помогали, трудоустраивали, некоторым в качестве поощрения разрешалось выехать в Германию.

Францу здорово повезло. Его отправили в Краков — столицу генерал-губернаторства, где требовались надежные работники, желательно немцы. Там он прошел двухнедельную проверку и месячные курсы ускоренной армейской подготовки.

Он с детства знал, что такое дисциплина, работать умел, автомобиль водил уверенно, а благодаря отцу прекрасно разбирался в моторах. Начальство оценило багаж его знаний и старание, и к концу 1940 года он отправился на службу в Германию, где сменил грузовик на легковой автомобиль, а серо-зеленые погоны вермахта на черные погоны СС.

* * *

Фишер очнулся от воспоминаний. Культя немного затекла и начала беспокоить. Задрав брючину, он ослабил застегнутые на голени ремни, удерживавшие не только протез, но и длинный эсэсовский кинжал. Расправив брюки, прислушался…

Во дворе и за входной дверью было тихо.

Хотелось курить. Поднявшись, он опять подошел к двери балкона, снова пробежал взглядом по окнам дома напротив, достал пачку «Беломора», спички… Прикуривая, вдруг усмехнулся и посмотрел на стоявшую у стены палочку.

Да, он все чаще забывал о проклятых приспособлениях для инвалидов.

«Еще бы вернуть пропавшее золотишко, — выпустил он тонкую струйку дыма. — Вернуть… Этого будет мало. Надо еще сбежать из этой сумасшедшей и злобной страны. Ничего… однажды получилось. Получится и во второй раз…»

Не договорив, он замер. Внизу во дворе хлопнула дверь подъезда. Кто-то, громко разговаривая, поднимался по лестнице.

Затянувшись в последний раз, Франц выбросил папиросу и быстро вернулся к стулу, на котором лежали пистолет и вещмешок. Через три секунды он уже стоял за углом прихожей.

Прошло пять секунд, десять, пятнадцать…

Нет, тревога была напрасной. Теперь уже в подъезде — этажом или двумя ниже — хлопнула входная дверь, голоса стихли.

— Ф-фух, — выдохнул Фишер и упал на стул.

Предстояло запастись терпением и ждать дальше…

* * *

Сознание он потерял в лесу. Память не зафиксировала, как «Хорьх» подпрыгнул на корневище, подмял кусты и врезался в огромное дерево. Дальше был сплошной сумбур: удивленный мужской голос, боль в спине и ноге, стоны, лай собак, размеренный шорох листвы…

Вспышки света и проблески сознания появились в незнакомом сарае, обустроенном под столярную мастерскую. Зрение фиксировало черноту прокопченного потолка, падающий сбоку свет на плоские стеллажи и боксы со столярным инструментом. Зрение плохо фокусировалось: через несколько секунд картинка отдалялась, растворяясь в вязком тумане.

В моменты прояснения Франц замечал рядом с собой незнакомого старика. Сначала он был в теплой накидке и войлочной шляпе с завернутыми кверху полями, позже он появился в другой одежде. Старик назвался Иштваном и объяснил, что нашел Франца в машине, во время охоты.

Трижды, вырываясь из липкого сна, водитель генерала СС видел над собой только низкий потолок из потемневших от времени и печного дыма досок. Затем очнулся, лежа на животе. Он был полностью раздет, в спине — там, куда ударила пуля, — ковырялся упрямый старик. По запахам, по инструментам, по ловким движениям он догадался, что старик Иштван имеет отношение к медицине.

Францу хотелось спросить, что с «Хорьхом». Но не было ни сил, ни возможности — жуткая боль под правой лопаткой, отдающая до правой ноги, выдавливала из него лишь хрипы да протяжные стоны.

Закончив со спиной, Иштван накрыл его теплым пледом и переключился на простреленную ногу: снял наложенный в лесу жгут, обмыл от запекшейся крови, продезинфицировал. Затем тщательно ощупал кости и суставы, вызывая порой неимоверную боль. Ворча что-то по-венгерски, он принялся скоблить рану скальпелем…

Вероятно, пытки, которые применялись к врагам рейха, были сродни этой. Перед тем как снова потерять сознание, Франц чувствовал, как крошатся от скрежета его зубы. Это было очень больно, но венгр постоянно приговаривал:

— Не дергайся! Хочешь остаться с ногой — терпи…

Пытка закончилась. Доктор наложил на вычищенную рану зловонную мазь и плотно забинтовал ногу. Через полчаса он заставил Франца поесть и надолго пропал…

Немец проспал почти двое суток.

Изредка сон отпускал его, в такие моменты он чувствовал, как старик колдует над его ногой: снимает повязки, ощупывает, ковыряет рану металлическими инструментами; снова накладывает холодную мазь и плотно бинтует…

Балансировать между забытьем и явью пришлось довольно долго. Когда он выспался и окончательно пришел в себя, Иштван с беспощадной уверенностью сказал:

— Рана на твоей спине меня больше не беспокоит, скоро ты о ней забудешь. А с раздробленной ступней придется расстаться…