Зловещий барьер

— Так, немного, а теперь и вовсе знать не желаю, — он изобразил на лице ревность и презрение. — Тихий вечерок с седеньким козликом? Кажется, он чем-то занимается у Фордэма — тропическими бабочками или еще какой-то ерундой.

— Между прочим, он мой крестный отец. — Она произнесла эти слова с таким выражением, как будто они объясняли все. — Он физик.

— Билл, — подсказал он.

Она не обратила внимания.

— Думаю, что он…

— Билл, — не сдавался он.

— Ну хорошо, хорошо, — нетерпеливо отмахнулась она, — Билл, если для вас это так важно. — Девушка старалась сохранить непроницаемое выражение, но Грэхем уловил на ее лице тень улыбки и получил немалое удовольствие. — Мне кажется, Билл, он что-то задумал. Я боюсь за него. Ведь едва человек успеет что-то задумать, как сразу гибнет.

— Вовсе не обязательно. Просто мы не знаем, сколько людей, месяцами вынашивающих какие-то идеи, до сих пор живы-здоровы. А потом, я пока еще тоже жив.

— Вы живы, потому что одержимы одной-единственной идеей, — ядовито заметила она, проворно убирая ноги под стол.

— Как вы можете говорить такое? — он изобразил негодование.

— Боже правый, дадите вы мне наконец рассказать то, ради чего я вас так ждала?

— 0'кей. — Он насмешливо улыбнулся. — Так почему вы считаете, что старик Фармилоу носится с какой-то идеей?

— Мы говорили о витонах. Я попросила его объяснить, почему так трудно найти против них оружие.

— Ну, а он что?

— Он сказал, что мы еще не научились так же уверенно обращаться с силами, как с веществами, что мы сделали большой шаг, обнаружив витонов, но этого еще не достаточно, чтобы с ними покончить. — Говоря, девушка не спускала с Грэхема своих прекрасных глаз, следя за его реакцией. — Он сказал, что мы можем бомбардировать витонов всевозможными энергетическими пучками, но если ничего так и не случится, мы не сумеем выяснить, почему. Мы даже не можем поймать витона, чтобы узнать, отражает он энергию или же поглощает, а потом снова излучает. Мы не можем его изловить и разобраться, как он устроен.

— Мы знаем, что некоторые виды энергии они действительно поглощают, — вставил Грэхем. — Они поглощают нервные токи, жадно пьют их, как лошади, стосковавшиеся по воде. Еще они поглощают импульсы — радары этих тварей не улавливают. Что же касается загадки их строения, тут старик Фармилоу прав. Мы об этом понятия не имеем и даже не знаем, с какой стороны подступиться. Вот в чем вся загвоздка.

— Профессор Фармилоу сказал: лично он считает, что шары обладают каким-то электродинамическим полем и умеют его произвольно изменять, обволакивая себя разными видами энергии и поглощая только те, которые нужны им для питания. — Она передернулась от отвращения. — Вроде тех нервных токов, о которых вы сказали.

— И никакой аппарат, имеющийся в нашем распоряжении, не может их воспроизвести, — пожаловался Грэхем. — А то мы бы пичкали их, пока они не лопнут!

На лице девушки снова мелькнула улыбка.

— Я сказала профессору: «Вот бы взять волшебную ложку и взбить их, чтобы получился голубой пудинг!» — Ее тонкие пальцы сомкнулись вокруг воображаемой ложки, которой она энергично покрутила в воздухе. — Странно, но моя шутка почему-то привлекла его внимание. Он стал мне подражать, все вертел-и вертел пальцем, как будто играл в какую-то новую игру. Ведь я просто дурачилась, — но зачем было ему дурачиться вместе со мной? Он знает об энергии куда больше, чем я могу себе представить.

— Да, непонятно. А вы не думаете, что он просто впал в детство?

— Нет и еще раз нет!

— Тогда сдаюсь, — Грэхем поднял руки.

— Он даже не намекнул, что у него на уме, — продолжала она, — но вид у него был какой-то ошеломленный, и он вскоре откланялся. Когда профессор так же задумчиво направился к выходу, он сказал, что постарается достать мне такую ложку. Я уверена: он что-то задумал. Это были не просто пустые слова, он действительно что-то задумал! — Ее плавно изогнутые брови вопросительно приподнялиск — Только вот что?

— Чушь собачья, — решил Грэхем. И тоже поболтал в воздухе невидимой ложкой. — Такая же чушь, как и все в этом безумном деле. Должно быть, профессор Фармилоу свихнулся от слишком большой учености. Он отправилсл домой изобретать проволочную мутовку для сбивания яиц и кончит свои дни, забавляясь с ней в клинике Фосетта. Там, у Фосетта, таких, как он, не одна дюжина.

— Если бы вы знали профессора так же хорошо, как я, вы бы воздержались от подобных замечаний, — резко ответила она. — Уж он-то никогда не теряет голову. Я бы на вашем месте сходила к нему. Может быть, у него есть для вас что-то стоящее. — Она подалась вперед. — Или вы, как всегда, прибудете слишком поздно?

— Ну ладно, ладно, — поморщился Грэхем. — Лежачего не бьют. Я прямо сейчас отправляюсь к нему.

— Вот и молодец, — похвалила девушка — Она смотрела, как он встает и берется за шляпу, и выражение ее глаз менялось. — Может быть, пока вы еще не ушли, вы все-таки расскажете мне, что вас тревожит?

— Тревожит? — он медленно обернулся. — Вот смехота! Ха-ха-ха! Нет, вы только вообразите: меня — тревожит!