Зловещий барьер

— Это ровным счетом ничего не значит и свидетельствует лишь о том, что слабоумные не особо подвержены болезни, которая вообще встречается редко. Вероятно, такие же данные мы получили бы и по двум тысячам водителей автобусов, торговцев краской или… полицейских.

— Как только подхвачу зоб; так сразу же вам сообщу, — мрачно пообещал Воль.

— А что вызывает зоб? — перебил его Грэхем.

— Недостаток йода, — с готовностью ответил Фосетт.

— Йода! — Грэхем и Воль обменялись многозначительными взглядами, и Грэхем спросил:

— А избыток йода как-нибудь связан со слабоумием?

Фосетт расхохотался так, что козлиная бородка затряслась.

Будь так, среди моряков встречались бы сплошные идиоты — ведь они употребляют в пищу продукты, богатые йодом.

В мозгу у Грэхема молнией мелькнула ослепительная мысль. На лице Воля было написано, что до него тоже дошло. Весть от покойника, страдающего отсутствием логики:

Особенно восприимчивы моряки.

Восприимчивы — но к чему? К иллюзиям и основанным на иллюзиях моряцким поверьям? Ко всем этим морским змеям, русалкам, сиренам, летучим голландцам и прочей бледной, леденящей душу нечисти, колеблемой морской зыбью в лучах луны?

Необходимо более подробно разработать эту проблему и получить сравнительные данные по экипажам морских судов и сельским жителям.

С трудом сохраняя обычную невозмутимость, Грэхем взял со стола записи Уэбба.

— Благодарю, доктор. Вы нам очень помогли.

— Обращайтесь ко мне без всяких колебаний, если я хоть чем-нибудь смогу быть вам полезен, — сказал Фосетт. — И если вы в конце концов выясните причину странного состояния Уэбба, мне было бы интересно узнать подробности. — Последовал короткий смешок, скорее холодный, нежели примирительный. — Компетентный анализ каждой галлюцинации вносит ценный вклад в понимание общей картины.

Они сразу же отправились в обратный путь Единственный раз за всю дорогу Воль нарушил напряженное молчание, сказав:

— В пору подумать, что среди ученых, которые слишком много шевелили мозгами, распространилась эпидемия временного помешательства.

Грэхем хмыкнул, но ничего не ответил.

— Гениальность вообще сродни безумию, — продолжал Воль, явно намереваясь развить свою теорию. — К тому же знание не может расти безгранично. Кое-кто из лучших умов неизбежно должен выйти из строя, пытаясь объять необъятное.

— Никто из ученых и не пытается объять необьятное. Ни один мозг не способен вместить такую уйму знаний. Вот почему каждый ученый, являясь специалистом в своей области науки, может быть сущим профаном в том, что выходит за пределы его научных интересов.

Настала очередь Воля хмыкнуть. Он целиком сосредоточился на дороге — что, правда, никак не сказалось на его манере брать повороты — и до самого дома, где жил Грэхем, не проронил ни слова. Там он высадил своего пассажира и, бросив: «До завтра Вилл», — умчался прочь.

Утро было ясным, как символ нового дня, несущего новые открытия. Грэхем стоял перед зеркалом, деловито жужжа электробритвой, когда зазвонил телефон. На экране возникло лицо незнакомого юноши.

Мистер Грэхем? — спросил он, разглядывая собеседника.

— Он самый.

Я из Смитсоновского института, — сказал юноша — Вчера, поздно вечером, мистер Гарриман хотел вам кое-что сообщить, но не застал дома.

— Я был в Олбани. Что он хотел мне сказать?

— Мистер Гарриман просил вам передать: он связался со всеми информационными агентствами и выяснил, что за последние пять недель они опубликовали сообщения о смерти восемнадцати ученых. Семь из них — иностранцы, одиннадцать — американцы. Это раз в шесть выше среднего уровня — ведь информационные агентства редко подводят итоги больше, чем за месяц.

— Восемнадцать! — Грэхем так и впился взглядом в лицо собеседника. — А имена у вас есть?

— Есть, — юноша стал диктовать.

Грэхем быстро записывал фамилии и страны, где проживали покойники.

— Что-нибудь еще, сэр?

— Передайте, пожалуйста, мою благодарность мистеру Гарриману. Пусть он позвонит мне в офис, когда ему будет удобно.

— Хорошо, мистер Грэхем, — юноша отключился, оставив Грзхема в глубокой задумчивости.

Восемнадцать!

На другом конце комнаты мелодично прозвенел гонг приемника теленовостей. Подойдя к нему, Грэхем снял крышку с экрана, который у его аппарата был настроен на прием новостей газеты «Нью-Йорк Сан». Первый утренний выпуск «Cан» медленно поплыл по экрану. Грэхем машинально следил за заголовками, но мысли ем витали где-то далеко. Однако вскоре его взгляд снова сосредоточился, к нему вернулась обычная собранность На экране появились слова:

СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПРЫЖОК УЧЕНОГО

Вчера вечером профессор Сэмьюэл К. Дейкин, пятидесятидвухлетний физик, проживающий на Уильям стрит, влетел на своем спортивном гиромобиле на рампу главной развязки со скоростью более ста миль в час и разбился насмерть.