Зловещее проклятие

Трамвай неторопливо катит к окраине города. Старик сидит, слегка покачиваясь взад-вперед, – дремлет.

На конечной остановке он вышел и направился к деревянной арке – входу в старый парк.

Мельком посмотрев в сторону двух пожилых женщин, – о чем-то беседуя, они сидели на скамейке возле входа, – он пошел по посыпанной белым зернистым песком аллее вглубь парка.

Видно, что старик волнуется: лицо его бледнее обычного, губы что-то пришептывают, свободной левой рукой он время от времени прикасается к груди в области сердца, судорожно сминая костюмную ткань.

Неожиданно послышался собачий лай. Старик резко остановился, круто свернул в заросли, и, прячась за стволами деревьев, стал пробираться к обширной лужайке.

Трава на лужайке давно не кошена, местами вытоптана. Солнце прячется за деревьями, и приятная прохладная тень падает голубоватыми акварельными мазками на кое-где выгоревшую зелень.

У дальнего конца лужайки лежат небрежно сложенные бревна, привезенные сюда неизвестно кем и для каких целей.

На бревнах сидит старуха в очках и читает газету. По лужайке носится курчавый терьер в ошейнике, в радостном возбуждении тявкая на каждое дерево.

Старик, с опаской посматривая в сторону пса, опускается на корточки – так, что его почти полностью скрыла густая высокая трава.

Он наблюдает за старухой долго и в полной неподвижности.

И вовсе помертвевшее лицо его застыло в гримасе ненависти. В глазах старика плещется холодный огонь. Зрачки его глаз расширились, взрывая глазные яблоки изнутри, и стали похожими на черные капли чугуна, впаянные в мутное стекло.

Старуха вдруг забеспокоилась, отложила газету в сторону, и, кликнув пса, поднялась на ноги.

Терьер с готовностью подставил ей свою ухоженную шерсть. Она ласково потрепала его за загривок, подтолкнула; терьер снова начал выписывать круги по лужайке.

Старуха сняла очки и долго протирала их куском фланели, тревожно посматривая по сторонам.

Трудно сказать, сколько ей было лет. В какой-то период жизни безжалостное время, оставив неизгладимые следы на лице, как бы обходит стороной свою жертву, снисходительно выжидая удобный момент, чтобы нанести последний, разрушительный удар.

Еще труднее представить, как выглядела она в молодые годы.

Черты ее лица время стесало грубо, безжалостно и небрежно, проложив частые морщины там, где когда-то румянились круглые щеки, прилепив дряблые синеватые мешки под глазами, искривив нос так, что он стал нависать над верхней губой.

И все же старуха не выглядела совсем немощной. Годы не согнули ее, только высушили.

Старуха смотрит на окружающий мир исподлобья, как бы поверх очков. От ее фигуры веет упрямством и некоторой отчужденностью.

Старуха, опять нацепив очки, стала неторопливо, шаркающей походкой, прогуливаться по лужайке, озабоченно хмурясь. Она пытается заглянуть за зеленую стену кустарников, откуда, по ее мнению, может исходить некая, пока еще неизвестная, опасность.

Терьер путается под ногами, и она его беззлобно поругивает. Что-то ее тревожит, даже пугает. Но что именно, она понять не может, а от этого настроение у нее портится окончательно.

Подозвав пса, старуха берет его на поводок и, забыв газету, торопливо – насколько позволяют годы – шагает к выходу из парка, поминутно оглядываясь.

Старик провожает ее ненавидящим взглядом, пока деревья не скрывают от него угловатую фигуру в темно-бордовом шерстяном платье.

«С-сука! – исступленно шипит старик. – Шваль! Подлая предательница!». Его руки судорожно цепляются за жесткую траву, вырывая целые пучки.

Наконец он хочет подняться и, охнув, валится на землю, – ноги у старика затекли, задеревенели, стали непослушными.

Сидя на земле, старик долго растирает их, морщась и покряхтывая. Он бормочет: “Проклятый пес, проклятый пес!…”

Наконец старик встает и подходит к бревнам, где недавно сидела старуха. Подобрав оставленную газету, он рассматривает ее, брезгливо поджав тонкие злые губы.

Вдруг старик, что-то нечленораздельно выкрикивая и брызжа слюной, с яростью рвет газету на мелкие клочки. Затем, согнувшись больше обычного, и тяжело опираясь на трость, он медленно бредет к парковым воротам.

Его лицо кажется спокойным и безмятежным. Но в неподвижных глазах затаилась жестокость.

Солнце скрылось за тучами, и парк сразу стал мрачным, неприветливым. Вдалеке прогромыхал гром.

На город надвигалась гроза.

Глава 2. МАЙОР ДУБРАВИН

Старший оперуполномоченный уголовного розыска майор Дубравин завтракал.

Раннее утро выдалось хмурым, сырым. Дождь, который лил с вечера, почти не переставая, наконец прекратился, и густой туман опустился на город.

Из детской послышались возня и хныканье – жена собирала младшего сына в садик. Старший, школьник, еще спал.

Дубравин налил большую чашку чаю, отхлебнул глоток, и поморщился. Чай уже остыл, а заварка была с запахом прелой соломы.

Посмотрев на пачку, из которой была взята заварка, он сокрушенно вздохнул – опять подделка. Дрова вперемешку с сенной трухой.