Зловещее поручение

Я уселся на небольшую, низенькую скамейку, зажег сигарету и почему-то вспомнил одну ночь, когда я и Сэмми на несколько часов были лишены сна, на который мы тогда имели бесспорное право. Это было в Фореле, на побережье Па-де-Кале, в первый год войны. Среди ночи я был разбужен страшными проклятиями, вырывавшимися из уст всегда достаточно корректного Сэмми. При тусклом освещении барака нашей части я увидел Сэмми в расстегнутом обер-лейтенантском мундире с высоким воротником, с кровоточащей, как у подрезанной свиньи, раной на щеке. Пока я продирал глаза, Сэмми подбирал самые нелестные выражения и ругательства по отношению к «маки» и к нашей английской секретной службе, которую мы называли бригадой плаща и кинжала по защите Па-де-Кале. Как выяснилось, Сэмми натолкнулся на пробиравшегося мимо нашего барака, по-видимому, в сторону электростанции, «маки». Сэмми пытался проследить его, но тот заметил это, ловко напал на него и пытался задушить. Сэмми удалось справиться с парнем, однако при этом его физиономия пострадала и теперь он просил меня в чем-то помочь ему. Оказалось, что моя помощь ему понадобилась только для того, чтобы погрузить находившегося в бессознательной состоянии «маки» на тележку, прикрыть его толстым слоем навоза и отвезти к дверям начальника караульной службы нашей части. Все это мы проделали быстро и аккуратно. Весь следующий день мы наслаждались рассказами, полными вранья и ставшими к вечеру почти фантастическими, о загадочном происшествии. Военно-следственному отделу вскоре удалось установить намерение «маки», собиравшегося вывести из строя электростанцию: в этом он сам должно быть признался. Но тот же «маки» оказался совершенно не в состоянии сколько-нибудь правдоподобно объяснить свое появление у дверей самого начальника охраны лагеря в тачке под кучкой навоза.

Я невольно улыбнулся при этом воспоминании и поднял голову.

Где-то слева послышался шум шагов по гравию. По дорожке шла женщина.

Мои глаза расширились от восхищения. Действительно, это был персик. Да. Первый сорт. Около 32 или 33 лет. Тонкая, стройная, превосходно сложенная. Мягкая, гибкая походка. Брюнетка. Судя по внешности, красавица принадлежала к аристократическим кругам столицы. На ней элегантно сидела серая фланелевая курточка, под которой виднелась голубоватая рубашка с белыми полосками. Серая шляпка и изящные модные шведские туфельки дополняли ее туалет.

Она медленно приближалась ко мне, идя по другую сторону той дорожки, на которой я сидел на скамейке.

Внезапно мне в голову пришла мысль попытаться познакомиться с этим прелестным созданием каким-нибудь экстравагантным способом, которые раньше действовали безотказно. Возможно, это могло показаться и не особенно умным и тактичным, но, во всяком случае, могло оказаться интересным экспериментом. Так или иначе, раздумывать уже было некогда.

Когда она находилась примерно в двадцати ярдах от меня, я тяжело поднялся, весьма неловко и неуклюже переступил через скамью и тотчас повалился наземь, издав невнятное болезненное восклицание. Затем с трудом приподнявшись и стоя, как аист, на одной ноге, я старательно изобразил на своем лице невероятное страдание.

Она клюнула на эту мистификацию и, подойдя ко мне, заботливо осведомилась:

— Вы ушиблись?

Я с трудом уселся на край скамейки и сказал:

— Боюсь, что я вывихнул ногу или ушиб ее о камень. Боль ужасная.

Она взглянула на меня своими бархатными глазами. Они были карие, и таинственные. От ее взгляда у меня перехватило дыхание, и я почувствовал, что эта женщина обладает какой-то особой притягательной силой, источник которой я не мог объяснить. Улыбаясь, она сказала:

— Мне очень жаль, но это иногда случается с людьми, которые бродят по площадке для гольфа, не имея к гольфу ни малейшего отношения.

Где-то в глубине моего сознания начала возникать мысль о явной неправомерности такого замечания по отношению к совершенно незнакомому человеку, но цель, которую я ставил перед собой в данный момент, была выше подобных соображений и я ограничился лишь крайне неясным мычанием:

— Разве вы не знаете, — сказала она, — что эта площадка предназначена только для членов местного клуба.

— Как же вы можете знать, член я этого клуба или нет?

— Конечно, может быть, вы и состоите членом клуба, но я никогда не видела вас прежде.

— Да, я состою в клубе. Однако я тоже никогда прежде не видел вас. Кстати, не можете ли вы чем-нибудь помочь мне?

Она присела на другой конец скамьи.

— Собственно, что вы имеете в виду?

— Видите ли, я не в состоянии наступить на левую ногу: очевидно, вывих или растяжение. Эта нога у меня многострадальная — все удары принимает на себя, поэтому мне немедленно нужно показать ее врачу.

— Разумеется.

Она вздохнула, вынула из сумочки портсигар, достала сигарету и предложила мне. Я закурил.

— Однако, вы не выглядите беспомощным человеком, — с некоторым сарказмом заметила моя визави.

— Что же делать, если я не вызываю жалости у красивых женщин? Такова уж, видно, моя планида. Но надеюсь, до доктора-то вы поможете мне добраться?