– Свяжите его, – повторил я, – и используйте его носовой платок как кляп, если понадобится. Шум не очень желателен. Обыщите его.
Бельгиец усмехнулся.
– Разумеется, – сказал он и принялся за Равалло. С большим искусством он связал ему кисти рук и лодыжки.
Сунув пистолет в карман, я осмотрел при помощи фонарика соседние помещения. В одном из них я нашел деревянный ящик и притащил его в комнату с высоким окном.
Глядя на Равалло, я чувствовал на себе косой и внимательный взгляд Голвейды. Несомненно, он пытался догадаться, далеко ли я собирался зайти. Собирался ли я действительно заняться делом и поручить ему,
Голвейде, добыть информацию у этого немца или просто занимался блефом.
Нет, я не блефовал. Этот вопрос мною уже был решен. Я видел, и вполне достаточно, то, что немцы и японцы проделывают с людьми, чтобы беспокоиться о том, чтобы не повредить как-нибудь их агента, добывая у него нужную информацию. И я прекрасно знал, что проделал бы со мной этот немец, если бы был на моем месте.
Все эти соображения меня мало занимали и беспокоили. Для меня был важен вопрос о том, много или мало знал этот немец, насколько значительна роль, которую он играл во всем этом деле. Я уверен был, что эта роль немаловажна. Помимо того что он безусловно был участником допроса и убийства Сэмми, что дало ему возможность выдать себя за Сэмми в беседе с мисс Кэрью, помимо этого он несомненно являлся имитатором моего собственного голоса. Кто же, как не он, телефонировал Элисон Фредерикс на квартиру миссис Вейл и от моего имени предложил ей прибыть на Намюр-стрит? Элисон ни за что на свете не отправилась бы туда, если бы не была уверена в том, что с нею разговаривал именно я. Если бы у нее возникли какие-либо сомнения, она непременно позвонила бы мне. Но она этого не сделала. Она была убеждена, что с ней говорю я. На деле же с ней говорил Равалло.
Если все это было так, а иначе и быть не могло, то, следовательно, Равалло где-то слышал мой голос. Где же? Единственным таким местом, по-видимому, могла быть квартира Маринет, где состоялась злополучная вечеринка.
Вероятно также, что он был одним из двух мужчин, которые пробрались в комнату Сэмми, находившегося в одурманенном состоянии, произвели обыск и утащили его для допроса и расправы в какое-то другое место.
Так или иначе, это был активный участник банды тетушки – Бетины, убежденный сотрудник гиммлеровской разведслужбы.
В его деятельности была еще одна сторона, и притом весьма важная. Он был актером эстрадного плана, свободно передвигающимся по всей стране, без препятствий выступающим в кинотеатрах, мюзик-холлах, провинциальных театрах, и его появление в закрытых зонах, запретных во время войны местах ни в ком не могло вызвать какие-либо подозрения. Положение для информатора просто идеальное.
Большой удачей, прямо-таки счастьем, можно было, пожалуй, считать то обстоятельство, что ни тетушка, ни кто-либо другой, по-видимому, не заметили моего присутствия в Воллинге. Это значит, помимо прочего, что Равалло мог быть не особенно осторожным в последнее время.
Это следовало проверить, когда Голвейда приступит к его допросу.
Тетушка и Бетина теряют сегодня своего крупного сотрудника. Они могут создать немалую угрозу Фриби. Не пытается ли он в данный момент установить со мной контакт? Не пытается ли наша Бетина Вейл заманить его в какую-либо западню?
В считанные секунды все эти мысли пронеслись в моей голове, пока я стоял и смотрел на немца, а Голвейда настороженно поглядывал на меня.
– Садитесь на ящик, Равалло, – сказал я.
Он спокойно уселся на указанное место с видом полного безразличия ко всему происходившему. Казалось даже, что он надеется на что-то непредвиденное.
Эрни Голвейда стоял у грязного камина, прислонившись к его полуразрушенной облицовке, и спокойно курил, наблюдая за выражением лица гитлеровца.
Я также закурил сигарету и, стоя перед Равалло, начал: