Зловещее поручение

Теперь о причине, по которой я снял комнату на Киннаул-стрит. Когда я вернулся в Англию, то по некоторым признакам буквально в первые же часы пришел к заключению, что кое-кто проявляет особый интерес к моей особе. Это был молодой человек с бледным лицом и претензией на наглую самоуверенность. Чуть позже, узнав, что он живет в одном из домов на Киинаул-стрит, я подумал, что для дела будет лучше, если я остановлюсь где-либо поблизости. Кстати, он же подсказал мне удобное помещение. Моя квартирная хозяйка женщина такого сорта, что кое-что она сможет тебе рассказать. У меня нет никаких данных, но мне кажется, что этой особой следовало бы заняться, особенно если этот бледнолицый окажется действительно персоной, требующей специального внимания.

Когда сознание ко мне вернулось и действие дурмана прекратилось, я обнаружил, что нахожусь в незнакомом помещении, в котором и пишу тебе эту записку.

В комнате высокое окно с железными решетками. По-видимому, я нахожусь на втором или третьем этаже. Изредка сюда доносится шум транспорта. Но трудно определить, откуда и с какого расстояния.

Теперь о главном. Так или иначе, буквально в самое последнее время мне удалось узнать следующее: одна из специальных групп Гиммлера находится здесь с заданием проследить полет и точность попадания «летающих снарядов», именуемых в Германии «Фау-2». Тебе они хорошо известны. В этой группе действуют две-три женщины и примерно столько же мужчин. Группа, повторяю, имеет весьма важное значение. Оно состоит в том, чтобы не только точно засекать место падения «Фау-2», но и немедленно передавать информацию об этом. Кому именно и по каким каналам они намерены передавать эту информацию на континент – мне неизвестно.

Теперь я убежден, что был весьма искусно приглашен в эту компанию и что там находились двое, а то и трое подозрительных людей. Напоминаю адрес квартиры, в которой состоялась эта вечеринка: Гланстон Курт, Сент Джонс Вуд, 324. Хозяйка – миссис Маринет. То, что я принял приглашение туда, нельзя, ни в коем случае считать ошибкой. Но грубейшей моей оплошностью было то, что я не подготовился, как положено, к этой вечеринке и ничего не сообщил Старику. Я не представлял себе столь стремительных темпов. В этом я непростительно виновен, не сетую и, очевидно, расплачусь своей головой.