Злой Город

– Она еще достаточно молода – ее нет и тридцати, хотя по виду этого не скажешь. Полгода назад они с мужем поздно вечером возвращались на своей машине с дачи – они жили во Владимире. Неподалеку от города их вынудили остановиться две машины, из которых вышли четыре человека. Муж пытался оказать сопротивление, но его зверски убили на глазах этой несчастной женщины, а затем ее саму изнасиловали, если можно фигурально выразиться – на окровавленном трупе мужа. Причем насиловали сразу по двое – один в рот, другой в промежность, – отец Мерхесидек произнес это так жестко и отчетливо, что Дмитрий с любопытством взглянул на него – мало того, что в устах священника подобные выражения из милицейского протокола звучали очень странно, но сам-то он откуда знает такие подробности?

– Ее, видимо, пытались задушить, – продолжал игумен, – но что-то помешало. Когда она очнулась – их машину, разумеется, угнали, – то пришла в такое отчаяние, что выбежала на шоссе и хотела броситься под колеса первого попавшегося автомобиля. Однако случайно проезжавшему водителю чудом удалось увернуться, и вот этот добрый человек и доставил ее в город. Тех злодеев так и не нашли, а она, проболев два месяца, решила уйти в монастырь.

– Но у вас же мужской? – недоуменно спросил Дмитрий, чувствуя непривычное смущение при воспоминании о своей идиотской выходке.

– Неподалеку, в Шамордино, есть женский, – отозвался Погорелов, а отец Мерхесидек утвердительно кивнул.

– Как вам наше варенье?

– Восхитительно.

– Старинный рецепт. Так на чем мы остановились?

– На роли церкви в общественной жизни, но я бы хотел поговорить немного о другом. Почему мораль не может быть самоценной, почему вы, я имею в виду верующих, полагаете, что подлинная мораль всегда основана только на Боге, а не на свободной воле человека? А если ставить вопрос еще конкретнее – то почему именно в монастырях, по вашему мнению, люди ближе всего к Богу, а значит, и более моральны?

– Да потому, что данное место для этого и предназначено! В монастырь человеки приходят, уже не имея других забот и печалей, кроме желания посвятить себя служению Богу, а потому способны стать выше всего земного.

– Выше? Простите, отец Мерхесидек, но мне кажется, что в этом утверждении заключена большая доля лукавства. Ведь как трудно выполнять моральные заповеди в земной жизни! Не убий – а если это палач твоего ребенка? Не укради – а если от этого поступка зависит жизнь любимой женщины? Не лги – а если это во имя спасения друга? Я беру самые крайние случаи, хотя в жизни мы чаще сталкиваемся с гораздо более простыми. Те, кто уходит в монастырь, просто бегут от проблем, которые вынуждены решать миряне, просто уклоняются от главного – как примирить абсолютность моральных норм, не допускающих исключений, с реальными ситуациями жизни, когда следование норме может привести к большему злу, чем ее нарушение? У вас все по графику, все в рамках, на все есть жесткий регламент, а потому большинства противоречий просто не существует, как не существует и полноценной жизни. Вы создаете обедненную, искусственную среду обитания, чтобы не было искушений пойти на компромисс с совестью, не было соблазна соблазниться, не было моральных проблем, которые и решить невозможно, и не решить невозможно. Но там, где нет противоречий, нет и эволюции, нет движения вперед! И что же, обедняя собственную мораль, вы считаете себя выше нашей? Скажите теперь, в чем вы со мной не согласны?

– Наоборот, любезный Дмитрий, я с вами совершенно согласен, – отец Мерхесидек взялся левой рукой за большой крест, висевший поверх его рясы, и стал его задумчиво рассматривать, приобретя при этом какой-то очень мирской вид. – Но только я оцениваю эту ситуацию несколько иначе. Да, в монастырях жизнь беднее, а потому и соблазнов нарушить заповеди почти нет. Хотя опять-таки как посмотреть. Смирение плоти – не менее тяжкий поступок, чем поиски путей для ее удовлетворения. Вы это считаете уходом от проблем, а я – их высшим разрешением Ну, сами посудите, если вы не можете излечить какую-то болезнь, тот же СПИД, к примеру, то не разумнее ли заняться профилактикой, чем понапрасну рисковать своей жизнью, а потом еще весь ее остаток искать пути исцеления? Мы признаем, что человек слаб, так зачем же ввергать его в соблазн? Не лучше ли стать выше этого соблазна, преодолеть его в себе и жить так, что он не сможет проникнуть ни в дверь, ни в окно?

– Да, в ваших словах есть доля истины, – согласился Дмитрий.

– Ну, мы, кажется, достаточно задержали отца Мерхесидека… – воспользовавшись паузой, сказал Погорелов.

– Был очень рад познакомиться, – отозвался

Дмитрий, вставая с места.

– Да благословит вас Господь! – улыбнулся своей хитрой улыбкой отец Мерхесидек, тоже вставая и крестя своих гостей.

Когда они выходили из дома, то вновь увидели Анну, но на этот раз уже Дмитрий смущенно отвел глаза. «А ведь она даже не могла обозвать меня болваном», – подумал он про себя.

Глава 4. РОМАНТИЧЕСКОЕ ЗНАКОМСТВО В СКИТУ