Иду по широкому просвету перелеска, пробираюсь по ернику. По пути открываются голубые чаши озер, ровные, спокойные, окаймленные вечнозеленым троелистом. На зеркальной глади воды — чудесные кувшинки, раскрывающие навстречу теплу свои бледно-желтые восковые лепестки. Эти цветы кажутся неизвестно как попавшими сюда пришельцами из сказочного мира.
Передо мною гладкое поле, прикрытое темно — зелеными мхами. Ни деревца, ни кочки. На нем никаких следов. Звери, видно, обходят его стороною. Легко и мягко ступаю по влажному мху, как по пружинному матрасу, и вдруг спохватываюсь — да ведь это же зыбун! Бросаюсь назад, но зыбкий моховой покров неожиданно рвется под ногами. Меня начинает засасывать тяжелая глинистая жижа. Делаю рывок, другой — еще глубже вязну, погружаясь в холодную, липкую пучину. Падаю грудью на мох, разбрасываю руки, стараюсь создать большую площадь сопротивления. Начинаю постепенно без резких движений высвобождать ноги из сапог. Потом кое-как, с большими предосторожностями, достаю из зыбуна сапоги, вместе с пудовой тяжестью прилипшей к ним глины. Проделываю все это лежа, и на четвереньках, вместе с Загрей, добираемся до края темно — зеленых предательских мхов.
Не могу простить себе эту оплошность! Пройди я еще немного дальше, где растительный покров, прикрывающий жижу, тоньше, пожалуй, и не выбрался бы. Какую хитрую западню устроила природа для ротозеев!
Может быть, именно здесь, в зыбунах, бесследно погибли эвенки и наши товарищи.
Выхожу на чуть заметную звериную тропку, снова иду вперед.
В вышине, на фоне не прикрытого тучами неба, замечаю двух каких-то хищников. Почти не шевеля крыльями, они описывают круги над склонами Ямбуя, оглядывая с высоты местность.
«Они — то наверняка знают, где Елизар», — подумал я, наблюдая за ними. И точно в подтверждение, сверху донесся гортанный крик: «Кек — кек!.. Кек!..» — напоминающий отдаленный лай.
Я остановился. Одна из птиц стремительно пошла на спуск. Отбросив назад сильно согнутые крылья, она зловеще прочертила небосклон, исчезла за лиственницами. Беркут!
Вскоре оттуда, где исчезла птица, послышалось какое-то странное бормотание. Я впервые слышу этот звук и не знаю, что означает он на языке хищников. Не упал ли беркут на мертвого Елизара? Но беркут питается только свежей, живой дичью!
Тучи захватили полнеба. В их молчании таится что-то грозное. Вот и ветер пронесся ураганом над тайгой. Сумрак спустился над равниной. На далеком озере кричат чайки.
На глаза попадаются только следы сохатых и северных оленей, места их кормежек, помет. Видимо, с весны, после постройки геодезического знака на Ямбуе, сюда не заходили люди. Точно какой-то магнит тянет меня вперед. И все кажется: вот сейчас, за очередным мыском, наткнусь на след Елизара или увижу дымок его костра.
Нет-нет да и гляну на Загрю. Собака спокойна — значит, поблизости нет ни человека, ни зверя, иначе она не оставалась бы безучастной.
Небо все больше затягивалось чернотою мятежных туч, и по нему торопливо проплывала разрозненная стая кроншнепов. На озерах, предчувствуя непогоду, стихали птичьи распри и крики. В березовом перелеске жалобно посвистывал рябчик. Черные цапли месили длинными ногами илистые берега…
На мыске, у крайнего болота я остановился. Дальше идти не было смысла, и вот-вот накроет дождь. Пора перекусить и возвращаться на табор. Еще раз внимательно осматриваю мрачные склоны Ямбуя, строя догадки. Допустим, Елизар с вершины гольца спустился к озерам подстрелить на ужин уток. Но тогда непременно остались бы его следы. Я все время шел по кромке мхов, по отмелям болот, по влажной почве, где следы хорошо видны.
Нет, он не спустился с гольца на равнину.
Из глубины гор налетел ветер, запели дупляные лиственницы, лес зашумел, и далеко по равнине пронесся гул.
За мыском виден северо-восточный склон Ямбуя, врезающийся в густую высокоствольную тайгу. Туда Елизар тем более не пойдет, нечего ему там делать!
Развожу костерок из стланикового сушняка.
Дрова горят жарко. Надеваю на толстый ерниковый прут кусок копченки, пристраиваю его к огню.
За вершиной Ямбуя ярким светом моргнула гроза. Земля вздрогнула. Костер, распавшись на угли, затухал. Надо торопиться в обратный путь. Я разрезал лепешку, заложил в середину горячее, пахнущее дымком мясо, и только поднес его ко рту, как какой-то еле уловимый звук долетел до моего слуха со стороны болота, и передо мной возникло чудовище… Я так и замер с открытым ртом. Ловлю всполошившегося Загрю, прижимаю к земле, а сам прирос спиною к лиственнице. Готов поверить, что это страшилище из преисподней, разбуженное грохотом неба.
Не шевелюсь, жду, что будет дальше. Вот оно качнулось в одну, в другую сторону, приподнялось, вытащило из тины поочередно ноги, шагнуло и снова утонуло в податливом болоте. С его несоразмерно больших рогов свисали длинные лоскуты.