Злой дух Ямбуя

—Ты не обижайся, Лангара хороший человек, и не ругай её, что она верит в духов и всякие приметы. Старые люди другого не знали.— И, переводя дыхание, она подает мне аптечку.— Тут много лекарств от всяких разных болезней, но мы не понимаем их язык, что к чему. Ты помоги спасти моего ребенка.— Её голос обрывается.

Она ловит мою руку и дрожащими губами шепчет:

—Спаси Аннушку! Я открываю ящичек. В нём всё перемешано, названия лекарств стёрты от долгого пути во вьюках.

—Я сделаю всё, что от меня зависит, Сулакикан. Павел вызовет к аппарату доктора, я ему расскажу про болезнь Аннушки, и он посоветует нам, как и чем её надо лечить. А пока посмотрю в своей аптечке лекарства и что-нибудь дам девочке, чтобы ей стало легче.

—Ты сейчас позовешь доктора? — поразилась она,

—Да. Слышишь, Павел уже зовет.

—Доктор — шибко хорошо.— Сулакикан оживает, в её глазах вспыхивает и уже не гаснет надежда. Она уходит к больной.

Достав из потки аптечку, нахожу аспирин, растворяю одну таблетку в ложке воды, несу в чум и с помощью Сулакикан, тайно от Лангары, вливаю в рот больной. Она всё так же лежит бездыханным комочком, и мне становится ясным, что Аннушку не спасти.

3. ЭВЕНКИЙСКИЙ ЗАКОН ДОЛГОЛЕТИЯ

Из леса выходят двое мужчин с бревнами на плечах. Передний, тонкий, длинный, идет под тяжестью легко, не сгибая спины, и быстро, как сокжой[7]. Второй, поменьше, еле поспевает. За ними показывается старик с хромым оленем в поводу. Он идет налегке, но, видно, прожитые годы лежат на плечах грузом потяжелее бревна. Одет он во все самодельное, бедно даже для кочевника.

—Откуда люди? — спрашивает передний, но вдруг замечает под ногами Загрю, отскакивает в сторону, чуть не уронив бревна.— У-у-у... здоровущий кобель! Поди, укусит?..

А старик проходит мимо, не проявляя любопытства. Молодые мужчины радушно жмут нам руки и завязывают с Долбачи разговор на своём языке. Им хочется знать, что мы за люди, какое дело привело нас в эти пустыри и как долго мы будем их гостями.

—Напрасно идете на Ямбуй,— говорит высокий мужчина, муж Сулакикан, обращаясь ко мне.

—А что, по-твоему, там Харги?

—Нет,— убежденно говорит он,— но тот, кто забрал людей без следа, шибко хитрый.

—А могли люди погибнуть в зыбунах? Он неопределенно повел плечами.

—Только слепой да дурной полезет в зыбун. Чего делать там?

—Где же искать пропавших?

 — Однако, близко Ямбуй худой люди живи, чужого не любят.

—Думаешь, там беглые скрываются?

—Так многие говорят,— уклончиво ответил он.— И вы не ходите одни, тоже пропадёте. Ямбуй надо сразу много люди.— И он ушёл в чум к больной дочери.

Час от часу не легче! Если там действительно скрываются преступники...

Мое внимание приковывает старик. Он держится обособленно, будто у него тут свои дела, не связанные с остальными. На его желтовато-смуглом лице, в устало сжатых губах какая-то безысходность, навсегда застывшее выражение горечи. Мне кажется, что когда-то я видел это окаменелое лицо, сильно приплюснутый нос, скрюченную спину и эти худые руки, заканчивающиеся широкими кистями с кривыми, изувеченными подагрой пальцами. Но где и при каких обстоятельствах?.. Вспомнить не могу.

Старик привязывает хромого оленя к березке. Ощупывает его больную ногу. Достает нож и начинает расчищать рану у верхнего края копыта. Олень бьется, но руки у старика как клещи. Никто не помогает ему, хотя все видят, что он еле сдерживает взбунтовавшееся животное. Хочу пойти помочь Карарбаху (так звали старика), но Лангара удерживает меня за рукав телогрейки.

—Не ходи,— говорит она властно.

—Почему? — удивился я.

—Старику не надо помогать.

—Да ты посмотри, ему не удержать оленя!

—Удержит. Для старого чем труднее, тем лучше,— утверждает она.

Карарбах никого не позвал помочь ему, сам справился с животным. Отпустив его, подходит к костру, устало опускается на землю, осторожно подвернув под себя ноги. Длинные волосы липнут к мокрому лбу. Голова клонится к теплу. Он кажется тут случайным человеком, из другого племени.

Старик только теперь замечает меня с Павлом. Он смотрит на нас равнодушно, погруженный в свои думы.

—Долбачи, ты не скажешь, почему Карарбах такой одинокий? Не болен ли он чем? — обратился я к проводнику.

—Он глухой, давно не слышит, а охотник — куда с добром! Недавно сокжоя свалил, видишь, как много мяса варили. У него доброе сердце, это хорошо знают все стойбища и все люди, которые ходили его тропою. Всю жизнь он кочует тут по нагорью с колхозными оленями. Шибко хороший люди!