– Кого «отдай»? Меня «отдай»? Ты оборзела совсем?! Давно по тыкве не получала?!
Сознания коснулся тревожный звоночек, хватило мгновения, чтобы он перерос в колокольный гул. Я наконец сообразила, что именно не так. Источала праведный гнев Катенька, а по тыкве настучать обещала, скорее всего, всесильной древней бабушке. Ну кто еще здесь мог сказать: «Отдай»? Я резко выпрямилась в руках Рика.
– Катерина! Если ты не закроешь свой дырявый рот, я оторву тебе твои дырявые уши!
– Леночка! – Сестренка облапила меня, не обращая никакого внимания на присутствие Беса. Тоненькие плечи дернулись, девушка всхлипнула. – Я испугалась! – Она отстранилась, потерла глаза, шмыгнула носом.
Я протянула здоровую руку и обняла ее, прижав голову к груди. Катенька не выдержала, заревела.
Взглянула поверх ее головы на Гришу. Он обеспокоенно изучал хрупкую фигурку, теперь уже одетую в джинсы и просторную футболку, готовый в любое мгновение броситься на ее защиту. Чуть справа, возле телевизора, расположилась Ангелина и с любопытством изучала нас четверых.
– Значит, куколок две?
– Да, – тихо ответила я на вопрос древней.
– И куколки не принадлежат нашей земле.
– Нет, – опередил меня Рик.
– И как погляжу, Георгу досталась не самая покорная.
– Чего? – начала приходить в себя Катенька.
Я поспешно зажала ей рот ладонью, за что получила укус. Отдернула руку, потрясла ею. Сестренка сверкнула на меня злющими глазами, я ответила ей тем же взглядом.
– Лен, да что за фигня такая? Кто эта полоумная? Сначала спой ей, потом отдай ей. Я чего, мартышка, что ли?
– Милая, – тихо начала я, погладив по волосам. – В каком-то смысле – да.
Катеринка замолчала, весь гнев испарился. Она испуганно изучала мое лицо. И надо отметить – не одна она. И Гриша, и сама Ангелина не сводили с меня глаз. Рик склонился к моему уху.
– Маленькая, – нежно, предостерегающе прошептал он.
Я откинулась на теплое плечо. Говорить было все еще трудновато, набрала в грудь побольше воздуха.
– Рик, ненавижу врать самой себе и окружающим. Ты завел меня себе, запретил уйти, одеваешь, кормишь, покупаешь вещи… Выходит, я вроде добровольного домашнего зверька. Не совсем то, но отчасти… И я – блаженная, потому что меня все устраивает.
– Умная куколка, – рассмеялась от стены Ангелина.
– Знаю, – окончательно разоткровенничалась я. – И Гриша намерен сделать то же с Катенькой. Только она – не я. Ее это не устроит. И я очень надеюсь, уважаемая бессмертная бабушка, что ее нежелание не будет стоить ей жизни или здоровья. А еще обезболивающее – наркота. Потому что если б не оно, черта с два я бы все это сейчас сказала…
В больнице я провела больше суток. За это время Рик не отходил от меня ни на шаг. И поделать с этим фактом не могли ничего ни медперсонал, благоговейно, с уважением или желанием (зависело от пола и возраста) поглядывающий в сторону Беса, ни брат, ни Ангелина. А я… я радовалась, что он рядом, быть без него хоть минуту не хотелось. Катенька наотрез отказалась уезжать и спала где-то в холле у Гриши на руках. Я запретила колоть себе замечательный препарат, что столь опрометчиво развязал мне язык, ну и еще думать забыла про розовую леди. И, как выяснилось, совершенно напрасно, ибо она обо мне не забыла.
Рик сидел в кресле, устроив меня на себе. Больничная рубашка едва доходила до колен и ничего не скрывала, он завернул меня в простыню, ласково касался губами волос, виска. Блаженно мурлыкала в теплых объятиях.
– Леночка! – Я подпрыгнула от неожиданности. Тявкнул пес. Яркие небесные глаза пристально изучали мое лицо. – Мы вернулись за тобой.
Лихорадочно соображала, с чего бы начать. Сразу с крика: «Не хочу», – или с рассудительного: «Давайте это обговорим». Кажется, женщина слышит мои мысли, иначе с чего это она так улыбается? В прошлый раз слышала.
Бес обнял меня крепче, поцеловал в висок, медленно провел носом по затылку, вдыхая, затем встал, усадил в кресло и отошел к окну. Я оторопело уставилась на белый затылок. В душе лавиной росло дикое, всепоглощающее чувство страха и отчаяния.
– Рик, – тихо позвала я и вздрогнула от резкого звука.
Под его ладонью хрустнул подоконник. Мне не верилось в реальность происходящего. Он отпускает меня. Вот так. Принял решение и отпускает. Из кресла я видела, как он с силой сжимает зубы. Сознание затопила его боль и собственная нежность к этому мужчине. Я улыбнулась, потом засмеялась, кое-как, скинув простыню, выбралась из кресла, подошла к нему и обняла, прижавшись к груди. Он задышал глубоко, часто, глаза горели бездонной чернотой.
– Я не хочу, – одними губами прошептала я.
Он опустил веки, скрывая от моего взора свои эмоции.
– Ну, понятно, – мелодично проворковала за спиной женщина. – Твои мысли мне ясны, Леночка. Значит, Катеньку я домой отправляю. С Георгом она разберется сама. Ты остаешься? Ты уверена?
Абсолютно.
– Нет, мальчик. Увы. Ты не можешь пойти вслед за ней. Если до этого Георг мог справиться и заменить тебя, то теперь не сможет.
Я пристально изучала лицо Рика.