Злодей

Джеральд Фитцпатрик предельно ясно дал понять, что ждет от своих сыновей наследников. Потомков, которые продолжат дело Фитцпатриков. Я был первым в очереди, старшим Фитцпатриком, а потому на мои плечи легла миссия не просто произвести на свет преемников, но и позаботиться о том, чтобы один из них был мужского пола и впоследствии взял на себя бразды правления «Королевскими трубопроводами», независимо от его любви к бизнесу и/или способностей.

Если у меня не будет детей, то должность, власть и состояние достанется отпрыску, стоящему следующим в очереди на трон. Если точнее, ребенку Хантера.

Athair – отец на ирландском гаэльском – неловко похлопал свою невестку по спине. Он был велик – и ростом, и вширь, и масштабами личности, – с копной седых волос, темными глазами и бледной кожей.

– Отличная работа, милая. Лучшая новость за весь год.

Я украдкой проверил свой пульс под столом.

Он был под контролем. Едва-едва.

Все повернули головы в мою сторону. С тех пор как отец покинул пост чуть меньше года назад и назначил меня генеральным директором «Королевских трубопроводов», я стал вожаком стаи и занимал место во главе стола во время наших ужинов по выходным.

– Ты ничего не скажешь? – Мама с натянутой улыбкой теребила жемчужное ожерелье.

Я поднял бокал с бренди.

– За новых Фитцпатриков.

– И за мужчин, которые их делают. – Athair залпом выпил свой напиток. Я встретил его выпад с холодной улыбкой. Мне тридцать восемь – я был на одиннадцать лет старше Хантера и не имел ни жены, ни детей.

Брак значился в самом конце моего списка первоочередных задач, где-то после ампутации одной из моих конечностей ножом для масла и прыжка с тарзанки без веревки. Мысль о детях тоже не вызывала у меня восторга. Они шумные, бесконечно пачкаются и требуют повышенного внимания. Я откладывал неизбежное. Брак всегда входил в планы, ведь я даже не мечтал, что мне удастся отвертеться от рождения наследников и исполнения долга перед родом Фитцпатриков.

Создание семьи было частью более масштабного плана. Перспективой. Я хотел построить империю, многократно превосходившую ту, которую унаследовал. Династию, которая простиралась далеко за пределы нефтяного магнатства, коими мы сейчас являлись.

Однако я был твердо намерен сделать это ближе к пятидесяти годам и на условиях, которые вынудили бы большинство женщин пуститься наутек, да еще броситься с обрыва в придачу.

Вот почему вопрос о браке даже не обсуждался.

Вплоть до этой недели, когда мой друг и адвокат, Дэвон Уайтхолл, настоятельно призвал меня жениться, чтобы умерить потоки брани, направленные на «Королевские трубопроводы» и меня самого.

– Что ж, athair, – безучастно произнес я, – рад, что Хантер превзошел твои ожидания по части рождения наследников. – Такой исход был предсказуем и четко начертан спермой моего брата еще с тех времен, когда он протащил всех нас через пиар ад со своим домашним порно.

– Знаешь, Килл, сарказм – низшая форма остроумия. – Сейлор бросила на меня пронизывающий взгляд и сделала глоток безалкогольной «Кровавой Мэри».

– Если бы ты была избирательным собеседником, то не вышла бы замуж за мужчину, который считает шутки про пердеж апогеем комедии, – парировал я.

– Шутки про пердеж и есть апогей комедии. – Хантер, который только наполовину эволюционировал в человека, выставил палец вверх. – Это факт.

Большую часть времени, я сомневался, что он обучен грамоте. Но все же он мой брат, а значит, на мне лежало элементарное обязательство его терпеть.

– Поздравлений было бы достаточно. – Сейлор взмахнула вилкой.

– Отвянь. – Я допил бренди и громко жахнул стаканом по столу.

– Милый! – ахнула мама.

– Знаешь, Килл, для таких, как ты, есть специальный термин, – ухмыльнулась Сейлор.

– Сволочи? – невозмутимо произнес Хантер, затем прижал два пальца к губам и изобразил, будто выронил невидимый микрофон.

Одна из слуг налила мне в опустевший бокал бренди на два пальца.[9] Потом на три. Потом на четыре. Я не велел ей остановиться, пока алкоголь почти не полился через край.

– Следи за языком! – мать выпалила еще пару случайных слов.

– Ага. Я как раз свободно говорю, по крайней мере, на двух: английском и матерном, – хихикнул Хантер.

А еще он использовал слово «хрен» в качестве единицы измерения («до хрена»), участвовал в чудовищной расправе над английским языком («сконтачимся», «я че смекнул») и до женитьбы на Сейлор обеспечил нашей семье достаточно скандалов, чтобы мы могли превзойти даже Кеннеди.

Я же, однако, избегал богохульства любого рода, держал (нехотя) на руках младенцев во время публичных мероприятий и всегда был честным и прямолинейным человеком. Я был идеальным сыном, генеральным директором и Фитцпатриком.

С одним недостатком – я не был семьянином.