Зло побеждает зло

Чего стоила одна лишь проблема с гелием. Мне как-то попалась заметка об участии наполненных им дирижаблей в Первой мировой,[94] так что особых сложностей с поставками не ожидал. Кто же знал, что чуть ли не единственный промышленный производитель — Соединенные Штаты? Им несказанно повезло — месторождения природного газа содержат аж несколько процентов гелия, чуть не в сто раз больше, чем у большинства европейских коллег. Однако в Германию продавать стратегическое сырье категорически запрещено. То есть разоружили немцев по Версальскому миру качественно, однако бояться все равно не перестали — добивают тяжелое дирижаблестроение с помощью эмбарго.[95]

Пришлось заказывать баллоны для заправки шариков контрабандой из Бельгии. Наши смешные количества никого всерьез не интересовали, но неприятно удивила итоговая цена. В итоге «Непостижимое и чудовищное»[96] вытрясло из моих карманов ровно втрое больше запланированного. Проще говоря все, до последней сотни марок. Для оплаты аренды первой точки в торговом центре Wertheim Марта заложила в ломбарде советских соболей. Обеспечительный платеж тысяча марок, столько же вынь да положь за первый месяц.

Однако дело того определенно стоило. Под жадные крики киндеров фрау и герры расхватывали перевитые в фигурки зверюшек «сосиски» так, что пришлось ставить за прилавок сразу несколько продавщиц. Уходило три-пять сотен шариков в день, по двадцать пять пфеннигов, что сравнимо с ценой булки белого хлеба. Месячный оборот — под три тысячи марок, или почти тысяча чистой прибыли. Невероятно, фантастически много. Марта чертила таблицы по завоеванию Франкфурта, Парижа и Вены, кривая доходов загибалась вверх подобно количеству пользователей Фейсбука. Наш банковский счет лет через пять грозил посрамить состояние семьи Ротшильдов.

Вот только время… нам выпало очень уж неудачное. Учебники истории 21-го века недвусмысленно подсказывали — уже через год берлинцам станет не до развлечений. Через два — о продаже шариков лучше забыть. Глупо рассчитывать на сбыт детской чепухи, когда в стране половина мужчин сидит без работы.

Ближе к маю я начал осознавать масштаб своей ошибки. Продать бизнес до «чёрного четверга» 24 октября 1929 года малореально. Во-первых, упрется практичная Марта, что ей рассказы о каком-то там кризисе в Нью-Йорке? Во-вторых, найти нормального покупателя не так и просто. Не привыкли тут к диким стартапным скоростям, любой инвестор для начала потребует хотя бы годовой отчет.

И будет совершенно прав, кстати сказать. Олдскульное, оффлайновое дело не способно долго расти по гиперболе. Масштабирование затратно, то есть каждая новая точка требует перед стартом вложения как минимум своего полугодового дохода. И ладно бы все упиралось в деньги, нет, еще нужны люди и время. Вдобавок конкуренты не дремлют. Пока они предпочитают занимать свободные территории, но это ненадолго. Скоро мы столкнемся лоб в лоб, ценой.

Таким образом, выходить на биржу во время Великой депрессии придется не более чем с десятком тысяч марок — более выдернуть из «Kinderluftballons» не удастся при всем желании.

Много это или мало?

Совсем недавно, еще прошлой осенью, я не сомневался — подобного капитала более чем достаточно. Логика событий выглядела просто: во время первого биржевого краха Доу-Джонс гарантированно рухнет в разы. Если поставить на него с обычным для интернет-трейдеров кредитным плечом[97] один к ста, можно без особого риска выручить около миллиона. Далее, имея перед глазами хотя бы приблизительный график, даже самый пустоголовый брокер сумеет за несколько лет довести состояние до размера, позволяющего реально влиять на судьбу мира.

Цифры из учебников 21-го века, совместно с технологическим примитивизмом текущей реальности, разнесли в песок и щебень простой план обогащения.

«Черный четверг» навсегда станет символом эпохи, но индекс в этот день обвалится всего лишь на «ужасающие» одиннадцать процентов. Голубые фишки — того меньше, некоторые даже умудрятся подрасти. В целом за неделю падение составит «кошмарные» сорок процентов. Затем, чуть не на полгода, начнется медленный восстановительный рост. Совсем нестрашно на фоне РТС, который в конце 2008 года упал в пять раз, да так толком и не поднялся до моего провала в прошлое.

Нельзя сыграть и количеством: занять на один свой доллар сотню чужих под залог акций, как это делают на Форексе будущего, попросту невозможно. Причина чисто техническая: в Берлине 1929 года, впрочем как и во всем мире, товары и бумаги покупают и продают с голоса. Совершенно буквально, брокеры, помогая себе хитрой жестикуляцией, выкрикивают предложения у биржевой стойки, распоряжения же получают через телефон или с ленты телеграфа. Реакция такой примитивной системы занимает в лучшем случае минуты.[98] В результате точность исполнения заявок зачастую превышает несколько процентов.