Зло

Он шел к себе на Трубную, квартиру эту ему помог получить Болдырев, когда его взяли в спецгруппу, и ощутил в голове звенящую тяжесть.

За всю жизнь его никогда так не били.

— Боксер сраный, погоди, падла кочегарная. Я на тебе отыграюсь. Кровью умоешься.

Он шел и придумывал кровожадные планы мести. Поднялся к себе на второй этаж, открыл дверь. В лицо ударил затхлый запах грязного белья, табачного перегара и сивухи. Радостно завизжала, затявкала крохотная лохматая дворняжка. Бросилась к Кретову, обняла лапами ногу.

— Мальчик… мальчик… соскучился, бедный… ну, пойдем, пойдем гулять.

Кретов поднял собачонку на руки. Она лизала его лицо горячим влажным языком, и Витьке стало хорошо и спокойно. Словно ушли все неприятности, словно не бил его сегодня Ельцов. Рядом с ним было единственное существо, которое любило его и ради которого жил на этой мерзкой земле бывший опер Витька Кретов.

Порыв ветра, прохладного, с запахом молодой листвы, ворвался через открытую балконную дверь. Вздулась и взметнулась занавеска — казалось, женщина в белом шагнула в комнату. Видение это было настолько реальным, что Ельцов вздрогнул.

Над городом бесчинствовала ночь. Ветер с шумом проносился над кронами чахлых дворовых деревьев. Накатывали невидимые в темноте тучи, и казалось, будто чья-то рука стирает с неба звезды.

— Дождь будет. Сильный. Возможно, гроза. — Ельцов-старший вышел на балкон.

И словно в подтверждение его слов, вдалеке полыхнула зарница.

Игорь Дмитриевич вошел в комнату, посмотрел на племянника и Игоря Анохина, расслабленно куривших сигареты.

— Давайте снова запись прослушаем. Хочу для себя некоторые детали уточнить.

— Сначала так сначала.

Игорь Анохин включил диктофон.

Чуть искаженный записью голос Витьки Кретова наполнил комнату:

«Я приехал в министерство, и меня сразу отвели в кабинет Болдырева. Прошел год, а он уже полковником стал.

Болдырев сказал мне:

— Хочешь карьеру сделать — иди работать ко мне.

— Кем?

— Будешь в особой группе. Официально числиться придется за Фрунзенским райотделом, но по приказу тебя откомандируют в распоряжение министерства. Как у тебя с квартирой?

— Нет.

— Не беда, поживешь месяца три в общаге, а потом получишь площадь в Москве. Станешь служить как надо — в январе майора получишь.

— Но я же старший лейтенант.

— Нет, уже капитан, завтра приказ на тебя подпишут.

Сколько человек в группе, я не знал. Сидели мы на Советской площади, там, где вывеска „Городской штаб народных дружин“. На срочное дежурство заступали бригадой из трех человек. Я знал только дежурных и своих ребят: подполковника Самыкина, потом он по состоянию здоровья перешел в дежурные, Юру Маслова, капитана, он раньше в МУРе работал.

Когда мне присвоили майора, я стал начальником отделения, так называлась наша бригада. В нее, кроме меня и Маслова, взяли майора Коцубу Бориса.

Занимались всем: наружным наблюдением, установкой, обысками, задержанием. Кстати, Ельцова мы пасли десять дней, изучая его связи и привычки. Работали посменно. Одна группа сменяла другую».

Раздался голос Ельцова: «Ты же говорил, что никто больше не знал?»

Кретов: «А я их только в лицо и видел, а кто они, нам расспрашивать запретили.