Злата. Жизнь на "Отлично!" (том Четвертый)

— В том, что столь серьезную науку отдали на откуп несерьезным людям! — все тем же тоном продолжил я. — Из всех этих мальчиков и девочек, выбирающих «психологию», потому что на этот факультет проще поступить и там легче учиться, получаются граждане, некоторая часть из которых в итоге заполучает в свои «потные лапки» вполне серьезный инструментарий. То есть могут успешно влиять на умы человеческие. Однако большинство из них понятия не имеет, как правильно и с пользой для людей применять его! И в итоге не лечат, а калечат людям психику! Так я права насчет психолога и развода?

— Я…э-э-э…ну, в общем, да, так и есть… — согласилась она. — Мы с ней пришли к выводу, что мои отношения с мужем за долгие годы исчерпали себя. И для нас обоих будет лучше, если каждый из нас дальше пойдет своим путем, но…

У меня возникло ощущение того, что, будь у Люды длинные уши, словно у кролика, они бы сейчас повисли. Параллельно с этим я ощутил жгучий стыд, а также злость на самого себя, из-за собственных мыслей на тему того, что стоило развестись с Забавой.

— Люд… — я облизнул в момент пересохшие губы. — Я, кажись, знаю, что с тобой происходит. И если ты этого сама хочешь, то могу поделиться своими мыслями на сей счет. Хотя я, конечно, не дипломированный психолог.

Мать Стёши пожала плечами, валяй, мол, а затем через трубочку высосала из стакана последние капли напитка.

Собираясь с мыслями, взял в руку «кисточку» волос, пощекотав ею щеку.

Было бы, конечно, прекрасно, если бы вся эта тема вообще прошла мимо меня.

Или не лучше…

Развод родителей станет для Стёши настоящей катастрофой, а в мою блондинистую головушку лезут мыслишки на тему того, как ловчее засунуть голову в песок: не мое, мол, дело.

Настоящий друг, что и сказать…

Однако если во всю эту херню и влезать, то главное — не навредить!

— Я тебе сейчас поведаю историю одного моего знакомого, страдавшего от того же недуга, что и ты. Он называется апатией. Это хуже алкоголизма, наркомании и лени. Хотя у тебя этот недуг пока еще только на начальной стадии, так сказать. Этот мой знакомый уже умер, а потому я не причиню ему зла, если расскажу тебе. Звали моего знакомого Волковым Александром…

Я обстоятельно и честно, словно бы на исповеди, на которой никогда не бывал, поведал старшей подруге историю своей жизни там.

Единственное, о чем я умолчал: «это была моя та жизнь».

Говорил я долго, Люда молча внимала (а бабуля по моему возвращению наверняка отчитает меня за долгую отлучку).

— … и, как итог, его, разжиревшего в край алкоголика, в пятьдесят два года прикончил инфаркт. Такая вот грустная история.

На некоторое время наступила тишина, нарушаемая лишь изредка проезжавшими автомобилями.

— Кем же был для тебя этот Волков? — потрясенно спросила Люда. — Что-то не похож он на «выдуманного друга», но и…

Она замолкла.

— Он был для меня ближе отца, Люд, и даже ближе…человека, который, возможно, в будущем будет любить это тело и душу. — я указал рукой на себя. — Хотя ни первым, ни тем более вторым он не являлся. Это сложно объяснить… Тот человек, Волков, был для меня практически всем. Имела место быть некая невыразимая словами конструкция «я и он». И главное, до его смерти мы не были знакомы лично. Даже не подозревали о существовании друг друга. Странно, правда? А теперь осталась толькоя́… И да, Люд, баш на баш! Я тоже прошу, чтобы ты не распространялась о том, что я тебе сейчас рассказала.

— А этот тип точно не…? — Люда с подозрением поглядела на меня.

«…не был ли он твоим любовником?». — это она хотела спросить, но замолчала на половине вопроса.

— Не, Люд, не был! Я девственница! — во всю физиономию улыбнулся я. — Или не веришь и хочешь убедиться воочию?

— Пф-ф-ф! — заржала та. — Верю! Но какая все-таки странная история, будто бы ты пересказываешь его дневник или же…

Она замолчала, не договорив.

— Я же говорю, что при его жизни мы не были знакомы. Ладненько, теперь главное — мораль истории. — продолжил я. — То, о чем я тебе поведала — всего лишь частный случай, и было бы неправильным судить по нему о недуге в общем. Одно могу сказать наверняка: если не сопротивляться ему, то все закончится фигово, и неважно, тем же самым, что у Волкова, или как-нибудь иначе. Ты изо дня в день много лет подряд делаешь одно и то же. В компании с одним и тем же человеком, являющимся твоей половинкой.

Я шмыгнул носом.

— Чего-то совсем прохладно стало. Давай вернемся в салон. — предложил я.

И мы проследовали внутрь авто.

— Продолжай! — велела мне Люда, когда мы уселись в кресла.

— Психолог может быть права в том смысле, что развод на некоторое время, не навсегда, поможет тебе встряхнуться, заставив решать новые проблемы, ибо подобная апатия — это недуг некоторой части людей с давным-давно устоявшимся бытом. По крайней мере, к такому выводу пришла я. И развод — действительно выход, но только тогда, когда иных вариантов уже не остается. Это как с гангреной. Но, знаешь, что в твоей ситуации самое забавное, опять же в кавычках?

— Что?