Зинин

«Одним словом, — писал Ф. М. Достоевский в «Дневнике писателя», подводя итоги работе комиссии и лекциям Менделеева, — спиритизм, без сомнения, великое, чрезвычайное и глупейшее заблуждение, блудное учение и тьма, но беда в том, что не так просто все это, может быть, происходит за столом, как предписывает верить комиссия, и нельзя же всех спиритов сплошь обозвать рохлями и глупцами. Этим только переоскорбишь всех лично и тем скорее ничего не достигнешь… Особенно надо было бы принять во внимание мистическое значение спиритизма, эту вреднейшую вещь, какая только может быть, но комиссия именно над этим-то значением и не задумывалась. Конечно, она не в силах бы была раздавить это зло, ни в каком случае, но по крайней мере другими, не столь наивными и гордыми приемами могла бы вселить и в спиритах даже уважение к своим выводам. Но комиссия, очевидно, считала всякий другой подход к делу, кроме как к фокусничеству, и не простому, а с плутнями, унизительным для своего ученого достоинства. Всякое предположение, что спиритизм есть нечто, а не просто грубый обман и фокусничество, для комиссии было немыслимо».

На последней лекции Д. И. Менделеева присутствовал Сеченов, только что переведенный в Петербургский университет после пятилетнего пребывания в Одессе.

Носитель «истинно свободного духа», он сказал Дмитрию Ивановичу:

— В науке, как в жизни, всякая почти цель достигается окольными путями, и прямая дорога к ней делается ясною для ума лишь тогда, когда цель уже достигнута…

— Цель-то тут очень уж безобразная! — сурово отрезал Менделеев.

— Страшно подумать, — не повышая голоса, продолжал Иван Михайлович, — что сталось бы с человечеством, если бы строгим средневековым опекунам общественной мысли, удалось пережечь и перетопить, как колдунов, как вредных членов общества, всех этих страстных тружеников над безобразной целью — превращать медь в золото: ведь алхимики бессознательно строили химию и медицину!

— Бутлеров говорит, что и мысль-то была не такая уж химерическая, как многие думают… А насчет окольных путей — это вы правильно! — согласился Дмитрий Иванович.

Недолюбливавший Достоевского Зинин все же остановил внимание Бутлерова на негодовании писателя по поводу распространения мистицизма.

— Выражает не он один опасения, что медиумизм ведет нас в область сверхъестественного и мистического. Я горячо протестую против такого мнения, — энергично возражал Бутлеров. — Мистическое и сверхъестественное кончается там, где воцаряется знание, а разве не к познаванию и изучению должны мы идти в этой области? Теперь пока некоторые медиумические явления для нас мистичны, но ведь так же для дикаря, не знающего огнестрельного оружия, сверхъестествен выстрел, несущий смерть издалека, так же точно мистичны гром и молния для того, кто объясняет их колесницей Ильи-пророка!

Николай Николаевич при всей своей эрудиции, умению возражать молчал. Александр Михайлович, спокойно продолжая речь, заключил ее твердой уверенностью:

— Изучение медиумических явлений не только озарит новым светом психофизиологию, которой оно ближе всего касается, но могущественно отразится на самых основах естествознания — оно внесет радикальные изменения в наши понятия о веществе, о силе, об их взаимных отношениях!

— Так какого же черта, раз вы так твердо убеждены в этом, не займетесь сами исследованием этих явлений?! — воскликнул Николай Николаевич, сдаваясь на горячность Бутлерова. — Кому же, как не вам, взяться за это?

Александр Михайлович задумчиво качал головою.

— Независимо от трудности самого предмета, исследование которого едва ли может поддаться силам одиночного специалиста, мне казалось всегда и кажется, что прежде всего нужно добиться общего признания действительного существования того предмета, который подлежит изучению. Нельзя требовать, чтобы люди посвящали себя изучению явлений, существование которых отвергается, и работал и, следовательно, будучи заранее уверены, что результаты, ими добытые, останутся игнорируемыми или, что еще хуже, подвергнутся осмеянию. При таких условиях исследования не могут быть плодотворными: отрасли человеческого знания развиваются не изолированными трудами отдельных лиц, и время серьезного изучения медиумических явлений начнется тогда, когда здесь поступят так же, как поступают при исследовании других явлений природы, то есть перестанут замыкаться в тесную рамку собственных наблюдений и будут общими силами, при помощи трезвой критики и взаимной проверки созидать новую обширную отрасль знания!

Продолжая выступать время от времени с призывами к изучению медиумических явлений, с ответами на нападения, Бутлеров стяжал себе репутацию спирита и мистика. Но он продолжал это делать до конца жизни, памятуя о «предостережении», полученном им от университетских товарищей в далекой юности.

Требуя строго научного, совершенно объективного изучения медиумических явлений, Александр Михайлович избегал высказывать какие бы то ни было гипотезы, прежде чем не будет признано существование этих явлений и не будут получены данные для построения гипотез.