Зимопись. Путь домой. Буки

Гм. Это трудно. Это долго. Но не невозможно, как верно утверждает местная философия. Вывод для меня неутешителен. Плохой порядок лучше любого беспорядка, а я вместе с Маликом и другими «чертями» – основной дестабилизирующий элемент, враг порядка. Кровавые законы, установленные сотни лет назад, покарали за это время единиц, а борьба с этими законами, на которую я мог бы поднять и повести людей под лозунгом свободы и равноправия (то есть, как всегда в таких случаях), затронет всех, пройдет через каждую семью, разделит отцов и детей, заставит брата идти на брата. Разве такое «счастье» я хочу принести этому миру?

Значит, Малик неправ. Революция – не панацея, а, наоборот, шаг в пропасть. Странно, как трудно было разглядеть эту пропасть. Так же не видят ее остальные. Кровь и любовь – любимая рифма поэтов. Это две крайности. Их соответствующие синонимы – быстро и долго, легко и трудно, очевидно (как кажется на первый взгляд) и туманно вплоть до необъяснимого.

Пример. Большевики боролись с церковью и, практически, победили ее, когда едва ли не подчистую вырезали священников и разрушили храмы. Большевики действовали террором, а церковь призывала к любви. Итог: большевизм в том виде не просуществовал даже один век, и оставшиеся бронзовые Ленины на площадях, как правило, указывают теперь руками в чудесное «завтра» – на сияющие новоотстроенные храмы. В вечной паре кровь-любовь победила, вопреки логике, слабая и беззащитная любовь. Впрочем… слабая ли – если победила?

Не хочу сказать, что большевики категорически неправы, вовсе нет, просто они, как Малик и как я совсем недавно, допускали, что посторонняя сила способна сделать несчастливых счастливыми. Мне симпатичны цели большевиков, я подпишусь почти под каждым словом их теоретических целей, но их средства…

Цель не оправдывает средства, теперь это для меня аксиома. Когда встречу Малика (до боли в сердце не хотелось говорить «если»), попробую объяснить ему все, что понял сам. Поймет ли – не знаю, но я приложу все силы. Плохой порядок однажды рухнет под действием внешних или внутренних обстоятельств, как рухнули все древние империи и социальные эксперименты. Правильный порядок эволюционно образуется там, где живут правильные люди, а не там, где одни неправильные люди заставляют жить правильно других неправильных, причем неправильными средствами. И если люди перестают быть правильными, то любой правильный порядок обращается в посмешище. Дело не в порядке. Дело в людях. Люди – это мы все, то есть я и прочие «я» вокруг меня. Каждому нужно жить правильно, не принуждая к этому соседей, и любой порядок станет сносным, а внешние условия однажды изменят его – уберут гниль и труху и заменят их на свежее и нужное. «Хочешь изменить мир – начни с себя» – теперь буду повторять это как мантру и сделаю смыслом жизни.

Я хочу изменить мир. Любой хочет. И любой представляет, что сделал бы, если бы стал царем. А я больше не хочу быть царем. Плохим царем быть не смогу, а хорошим не получится, хорошие цари долго не живут. Или рушат свои царства. Кажется, единственное, кем я могу быть, чтобы принести миру пользу – это хорошим человеком. Любящим и, по возможности, любимым. Отцом, правильно воспитывающим детей. Ответственным за семью верным мужем. Искренним другом и усердным работником. Хорошим сыном. Отзывчивым родственником. Справедливым начальником или трудолюбивым подчиненным.

Разве есть что-то большее? Власть? Деньги? Посвятить жизнь борьбе за счастье других? Господа и дамы, окститесь. Сначала посвятите жизнь счастью ближнего, посмотрите, выдюжите ли, тогда поговорим и о дальних. Власть и деньги – это только власть и деньги, к настоящему счастью они отношения не имеют.

Не знаю, что отражалось на моем лице, пока я думал об этом, но Зарина, иногда косившаяся, старалась не отвлекать. Будто чувствовала судьбоносность моих мыслей.

– Устала?

Можно было не спрашивать. Конечно, она устала после нескольких часов пути по бездорожью. Зарина измождено улыбнулась:

– Могу пройти еще немного.

– Остановимся у тех деревьев. – Я указал вперед, где виднелись верхушки двух высохших ив.

На выходе из болот мы едва не попались. Нас ждали на берегу, или ситуация в стране уже настолько плоха, что патрулируют теперь везде и всегда. Воздух под деревьями, где мы выбрались из трясины, был тяжел от сырости и неподвижен, над землей висел утренний холодный туман. Зябкое безмолвие нарушалось только верещанием кузнечиков и звуками капель с деревьев. Мы уже собирались выйти на твердую почву, как донесся тяжелый топот. Он приближался.

Мы медленно, чтобы не создавать волну, погрузились в грязную жижу. Над поверхностью остались только макушки, глаза и носы, и те мы предварительно намочили и запачкали. От гулко стучавших сердец по поверхности расходилась рябь, пальцы сжимали под водой копья и рукояти мечей.