Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником

На обратном пути приходилось повторно выдерживать активность превращавшегося в осьминогов экипажа. Вернуться без своеобразного «круга почета» было невозможно, обойденные могли обидеться и выказать обиду кулаками. Пихание усиливалось, каждый стремился шлепнуть, ущипнуть и пожамкать. Возникала конкуренция, вновь вспыхивали споры и ссоры. Заключались пари, в которых объектом приложения и затем виноватой всегда являлась пленница. Футбол живым человеком длился долго, команда знала, что теперь несчастной спешить некуда. Возвращение приравнивалось к попаданию в рай.

До первого вздоха. Затем снова хотелось наружу, на любых условиях. Невозможно передать спертый запах трюма, который никогда не проветривали. Смрад, пот, грязь, зловоние… Мы этим дышали. Мало того, мы в этом жили. Достаточный вклад в букет вносила гнилостная жижа, вечно покрывавшая дно. Щели между досками обшивки были законопачены паклей и смолой, но вода находила пути. Капельки превращались в ручейки, их приходилось вычерпывать ковшиками и в деревянных бадьях поднимать наверх. Это тоже легло на изнуренные плечи пленниц.

Любослава в меру сил помогала. Походы вверх давались ей тяжело. Живот мешал подниматься по лестнице с перекладинами, а опасения за ребенка заставляли не делать резких движений и не браться за неподъемное и полногабаритное. Когда она бралась за что-то, ей помогали другие пленницы. Вместе кое-как справлялись. Я наблюдал из-за своей ширмы и не мог вмешаться. Моя затянувшаяся болезнь – залог безопасности Любославы. Приходилось терпеть.

Однажды ко мне спустился Урван. Любослава от его взгляда метнулась за ширму. Капитан осмотрел меня, шершавая ладонь потрогала лоб.

– Поправляешься? – Подстилка с хрустом просела под тяжестью тела. – Чапа, мы раньше не встречались?

Ушей у капитана нет, но голос он запомнил. И почти узнал. Или узнал и скрывает?

Нет, жесткие глаза сомневались, в них что-то смутно проклевывалось… но не больше. Память ничего не выдавала, как он ни вглядывался в мое лицо. Это и была ошибка.

– Может, где-то пересекались. – Я пожал плечами. – Но вас мне видеть не приходилось, это точно. Я бы запомнил.

Капитан не обиделся, безухость давно стала его фишкой, отличительным знаком.

– Ремеслами владеешь? Нужно знать, где принесешь больше пользы.

– Был учеником кузнеца.

– На утвари или по оружию?

– Больше по доспехам.

– Неплохо. – Капитан задумчиво пожевал губами. – Читать-писать умеешь?

Я кивнул. Одна из капитанских бровей взлетела:

– Вот как? Чем еще удивишь?

Я не клоун, хотелось сказать. Не успел, что к лучшему.

– Урван, застава! – позвали сверху.

Капитан поднялся.

– Считать тоже умеешь? – Он сгорбился под низким потолком и стал пробираться к лесенке. – В двух мешках по четыре дюжины орехов по три с половиной деньги за штуку. Сколько всего?

– Двенадцать на четыре… – Я закатил глаза. – Сорок восемь на два… Девяносто шесть на три с половиной… Половина от девяносто шести – сорок восемь, а три по девяносто шесть это… это… около трехсот. Всего не больше трехсот сорока, точнее могу позже сказать, нужно немного подумать.

Урван расплылся в улыбке.

– Выздоравливай.

Снаружи проплывала известная мне застава, где собирали плату и досматривали суда, и где конязь казнил Никодимовцев. Я вспомнил бурную стремнину, через которую, как по шлюзу, корабли могли пройти лишь поодиночке. С пригорка на реку, почти полностью заваленную скалами, смотрела деревянная крепость, откуда при желании и фантазии гарантированно уничтожалось любое судно. Не опасно ли проходить узкое место с захваченным на берегу живым грузом и другими свидетельствами нарушения всех писаных и неписаных правил? Кто владеет крепостью сейчас?

Я знал: застава здесь одна, если имеется другая, то за пределами, а мы ни одной не миновали. Появись у сбежавшей Марианны желание вернуться, она пришла бы сюда. Лишь с этого участка течение выносит на противоположный берег.

– Слабость уже не настолько сильная, могу помочь, чем смогу, – обратился я к уходившему капитану.

С борта видно многое. Наперекор течению иначе как на ручной тяге горловину не пройти. Что, если Любославу как-то выпроводить вместе с остальными на берег, и если начнутся разборки с местными или не местными – сигануть за борт?

Дурацкий план. Но хоть какой-то. И ничем не хуже прочих.

Как бы ни хотелось взглянуть на крепость – нет, нельзя. Если Любославу отправят работать бурлачкой, она потеряет ребенка.

– Впрочем…

– Вот именно – впрочем, – отсек Урван. – Рабочей силы хватает, а мне твоя голова скоро понадобится. И она должна быть здоровой.

Он взбежал по вертикальной лесенке на палубу.

Чтоб бороться с мощным течением потребовались силы всей эскадры. Пленницам ради этого вернули лохмотья – пираты не желали показывать товар возможным конкурентам, которые могли оказаться выше порогов.

Челны перетаскивали по одному, навалившись всем скопом. Естественно, гигантский по местным меркам «Везучий» потребовал максимальной отдачи.