Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой (СИ)

— Сколько вам зим?

Он имел в виду обоих. Мне стало смешно.

— Лет?

— У вас так? — Гордей кивнул. — И как со здоровьем?

— Мне пятнадцать… — увидев, как взлетают брови царевича (дурак, он же Тому сейчас опрашивал), я быстро закончил: — скоро. А Томе уже. Ничем не болеем. А что?

— Это прекрасно. Читать умеешь?

— Естественно.

— Прочти.

Передо мной возник кусочек кожи с начертанным витиеватой кириллицей «Алле хвала».

— Алле хвала.

— А сколько бойников в моем отряде?

Понятно, он имел в виду копейщиков.

— Восемь. — Я сразу поправился: — Без командира.

— А если б их было в три раза больше?

— Двадцать четыре.

Мгновенные ответы без раздумий вызвали почти детский восторг:

— А если половину убьют?

— Двенадцать.

Довольная улыбка расплылась по бородатой физиономии Гордея:

— Вас ждет великое будущее.

Если это экзамен… Ура, мы попали куда надо. Здесь я интеллектуальный Гулливер среди лилипутов. Эйнштейн и Перельман в одном флаконе. А помимо таблицы умножения я знаю осциллограф, когнитивный диссонанс, косинус, адронный коллайдер и много других умных слов.

По траве зашлепали шаги: вернулась Тома. Чистая, довольная. Бойники понесли к воде матерившегося Шурика, требующего не кантовать, а бросить и дать умереть спокойно. И Малика захватили, чтоб мылся и заодно помогал.

Местные жители оказались мастерами на все руки. На костре, с которого уже сняли котел, прокалили иглы. Достали пропитанную чем-то вонючую нить. Отмытый Шурик был водружен на место, руки-ноги ему крепко сжали, принялись споро зашивать рваные раны, стараясь не обращать внимания на вопли и конвульсивные дергания.

— Если это медицина, тогда что такое бардак? — орал Шурик. — Они делают мне так хорошо, как я бы им сделал на голову с тем же удовольствием. У них есть антибиотики?

— Есть лучше! — хмыкнул Малик, наблюдающий за процессом.

Раны присыпали пеплом и каким-то травяным порошком из мешочка.

В момент особенно сильного крика Тома не выдержала. Ее колени опустились возле головы несчастного. Ладони взяли беснующегося пациента за щеки, лицо склонилось, а губы… Губы вдруг впились в неистовствующий рот, вмиг смирили, обняли, впитали, успокоили… и еще раз нежно поцеловали на прощание. Потом она виновато оглянулась на меня:

— Он так кричал…

Я пожал плечами. С какой стати мне ее осуждать? Кто я для этого? И если быть честным, отказался бы сам от подобного рода анестезии?

Малик обошелся новой перевязкой с небольшим количеством местного обеззараживателя. Отходящий от операции Шурик, теперь возлежащий у костра с видом усталого патриция, полюбопытствовал:

— Что скажете за наше прошлое? Мы же в прошлом? Я, конечно, бываю местами поц, но не настолько, чтобы брать халоймыс на постном масле.

— Переведи, — попросил я.

— Да, ерунда. Еще имею сказать, что хороший тухис тоже нахес.

— Тоже переведи, — вновь потребовал я.

— Да, — включилась и тут же смущенно выключилась из разговора Тома.

После внезапного порыва она старалась даже не смотреть в сторону одессита.

Ей Шурик отказать не смог. И тоже смутился.

— Это типа поговорки «горе не беда». Типа не беда, а даже как бы наоборот. Не беда. Горе. Да.

Тут Шурик увидел подтаскиваемый долгожданный котел:

— Что у нас на жидкое?

Это была каша. Какая это была каша! Дома я нос воротил, считал несъедобной. Как же ошибался!

Ели прямо из котла. Деревянными ложками. В две смены. Мы, четверо пришлых плюс Гордей, затем бойники.

— А мяса здесь не водится? — поводил ложкой быстро насытившийся Малик, разыскивая что-то более основательное.

— И я бы не отказался, — признался Шурик, мечтательно закатив глаза.

Перед его мысленным взором материализовался, шкворча и брызгая одуряющим ароматом, роскошный шашлычок. Даже я увидел. Мало того, ощутил запах, вкус и игру солнечных бликов на живущих одним мигом сгорающих капельках жира.

Бойники, уже достаточно доброжелательно относившиеся ко всем нам, отшатнулись.

— Мяса?!

— Одно слово — черти, — презрительно и безысходно махнул рукой Гордей. Потом глянул на солнце. — Наша задача — дойти до башни без ночевки. Запас времени пока есть, но лучше поторопиться.

Зашаркали обиваемые от налипшей грязи ноги кого-то из бойников, отправившегося к злополучному дереву с вещами и флагом. Вместо двух был вывешен и гордо реял теперь один первоначальный. Заодно был восстановлен набор первой необходимости для снизошедших ангелов.

Сборы были недолги. Остатки провианта и котел упаковали в мешки. Туда же запихали добычу в виде шкур, не пропадать же добру. Бойники взвалили поклажу за плечи, и колонна двинулась сквозь лес. Четверо несли Шурика. Еще один приглядывал за Маликом, который при всем желании вряд ли мог что-то сделать со связанными руками. Конец длинной веревки охранник намотал себе на руку. Один плелся позади меня и Томы. Двое шли чуточку в стороне, следя за окрестностями. Царевич то вырывался вперед, то отставал, то грациозно гарцевал рядом с нами.

— Сюда! Сверху кто-то прячется!

Крик издал бойник левой стороны. Как он разглядел что-то в непробиваемой листве чащи, осталось неизвестным. Наверное, жизнь заставила. Точнее, навязчивое нежелание умереть.