Пояс упал, и Димка медленно спустил халат с моих плеч, продолжая целовать. Провел раскрытыми ладонями по голой спине, по прогибу поясницы и ласково обхватил ягодицы. И снова вернул на талию. И было в этих его движениях что-то новое, что заставило меня ощутить себя и собственное обнажение перед ним, чем-то особенным. Если и не событием в центре Вселенной, то уж точно в этой спальне.
На этот раз страсть между нами не бушевала — она жарко горела, пробирая тела огнем глубинного желания, не позволяющего спешить. Мы изучали друг друга губами и прикосновениями. Сходили с ума от неожиданной близости. Притягивались, сплетаясь, все ближе.
Гордеев положил меня на постель, лег рядом и завел мне руки за голову. Тягучими поцелуями заставил губы раскрыться. С трудом оторвавшись от них, посмотрел в глаза. Сейчас, когда его рука накрыла мою грудь, сжимая ее и поглаживая, в них точно плескался золотом хмель.
— Машка, ты красавица. Я сегодня с трудом сдерживался, чтобы на тебя не смотреть. Хотелось послать всех к черту или убить.
Хмель плескался не только в глазах, но, видимо, и в голове. Нет, все-таки я не привыкла к комплиментам. Иначе бы не ответила так глупо, что сразу же захотелось прикусить себе язык.
— Э-э, спасибо за платье, Дим. Оно чудесное. Только, кажется, мы его порвали.
Димка засмеялся, невероятно бархатно и уверенно, тихо, одной грудью, но мне понравилось. Уютно так засмеялся, только для меня. Опустив голову к груди, осторожно обхватил ртом сосок. Оставив на ареоле влагу, обвел последний языком, заставив меня с шумом втянуть в себя воздух.
— Не страшно. Я куплю тебе новое, — рука легла на бедро и поползла вниз, а губы переместились на живот.
— Зачем? Я с тобой еще за это не рассчита… Я не… — но договорить не получилось. Пришлось глубоко задышать, прогнувшись в пояснице, чтобы не умереть от новых ощущений. — Ты… ты с ума сошел! Вернись немедленно! Дима…
Немедленно не получилось, щеки пылали, и стыд на них расцвел бесстыже-приятным цветом. Пришлось сказать волшебное слово «Пожалуйста» и потянуть Гордеева на себя. Уйти в долгий, лишающий памяти, поцелуй.
— Малина, какая же ты сладкая, — прошептал Димка, зарывшись лицом в шею и лаская меня пальцами между ног. — Я всегда знал, что нет слаще.
Я не ответила ни словечка — не смогла. Сейчас от ласки Гордеева и под его карим взглядом я плавилась и рассыпалась. Запустив пальцы в темные волосы, погладила затылок, опустила руку на шею парня и позвала беззвучно, потянувшись к губам.
Он понял без слов и на этот раз, наполняя собой, ловил каждый вдох, не отпуская взгляд. Полотенце давно слетело с крепких бедер, одеяло под нами смялось, и новые ощущения от обнаженности туманили рассудок…
— Обхвати меня. Хочу быть ближе.
Ноги сплелись на спине, руки гладили широкие плечи. Тяжесть Гордеева была приятной, тело горячим, а желание настолько ощутимо толкалось в меня, что все чувствительные точки ликовали…
— Давай, Малина. Дай мне себя почувствовать.
Удовольствие накатило яркой волной и захлестнуло с головой. Сдержать стон не получилось, но стеснения не было.
— Дима, — я еле отдышалась, Гордеев целовал мое лицо, — а ты? — он продолжал медленно двигаться во мне.
— А я забылся первый раз, но второй не могу. Ты мне поможешь?
Как же сладко шепот ударил в ухо.
— Да.
Моя рука спустилась ниже, и Димка простонал, когда я обхватила его пальцами. Упал лбом на плечо и выдохнул почти обреченно, накрыв мою руку своей ладонью и заставив сжать:
— Малина…
Я лежала на Гордееве, и мы оба молчали. По-прежнему голые, не спешили разойтись — почему-то сейчас это казалось невозможным. Длинные пальцы Димки перебирали мои волосы, когда в дверь постучали. Я напряглась.
Нет, не послышалось, точно стучат. Тихо, но настойчиво, как будто с намерением разбудить.
— Кто бы это мог быть? — я вскинула голову и посмотрела на настенные часы. — Второй час ночи, давно все спят. Может, случилось что-то?
Гордеев мягко снял меня с себя и сел в постели.
— Думаю, я знаю кто, — ответил, холодея в голосе. — Ложись под одеяло, Маша, и не выходи.
Кто там мог быть — понятия не имела. Димка встал, обвязал бедра полотенцем и направился в прихожую — я только в спину красивую посмотрела. Конечно же, не легла (когда это мы — женщины, мужчин слушали? Да и не привыкла я, чтобы начальники мной командовали в мое личное от работы время), натянула на плечи халат и осталась стоять. Прислушалась. За дверью забубнили голоса — мужские. И судя по интонации — напряженные. Послышалась какая-то возня, глухой удар в дверь и когда я выскочила в коридор, Мамлеев уже лежал, раскорячившись, у стены, утирая с разбитого рта кровь.
— Маша, зайди, я сказал! — рыкнул Гордеев, да так, что меня от неожиданности втянуло назад.
Опомнившись, снова вышла — как раз в момент, когда парни сцепились, и кулак Димки вновь впечатался в лицо Кириллу.
Ой, кажется, у кого-то заплывет глаз. Или, скорее, сразу оба.
— Дима, а…
— Машка!
Меня запихнули в номер и чем-то подперли дверь. Я потолкалась плечом — тщетно.