Зимний дом

— Я уже спрашивал его, миссис Мерчант. Сегодня утром меня отвез туда бакалейщик. Лемоны ее не видели. — Он провел рукой по седеющим темным волосам. — Кроме того, я ходил в полицию. Там сказали, что займутся этим делом, но, конечно, им сейчас не до того. Они сбились с ног, разыскивая пропавшего младенца. Похоже, они считают, что Элен сбежала с каким-нибудь молодым человеком.

Майя прошептала:

— В последнее время ей приходилось нелегко. Она была очень несчастна. Я боюсь…

Глаза Адама стали мрачными.

— Я найду ее. Даже если мне придется самому обшарить каждый ров, каждую запруду.

Майя вздрогнула, а потом сказала, пытаясь мыслить разумно:

— Знаете, мистер Хейхоу, не думаю, что она сбежала. Она боялась полей и лесов. Предпочитала сидеть в четырех стенах.

И тут она вспомнила о маленькой комнате на чердаке. Книжные полки с любовными романами, керосинка, колыбель…

Адам Хейхоу вынул из кармана конверт.

— Я получил это вчера, — объяснил он. — И именно поэтому вернулся домой. Оно от Сьюзен Рэндолл.

— Матери малыша, которого Элен так любила?

— Они уехали из деревни, миссис Мерчант. Сьюзен показалось, что Элен приняла это очень близко к сердцу.

Майя уставилась на Хейхоу. Что-то начало складываться у нее в мозгу. Частицы головоломки, которую она пока не могла составить. Потом что-то щелкнуло и ей пришла в голову страшная, но очевидная мысль.

— О боже, — внезапно сказала Майя. — О боже…

Она настежь распахнула калитку и побежала к дому священника, топча увядшие от жары цветы и слыша за спиной хруст гравия под ногами Адама. Схватила дверной молоток и стучала, пока на пороге не показалась служанка. Потом без всяких объяснений вбежала в дом, поднялась по лестнице и пошла по коридору.

Она была там только однажды, но дорогу помнила. Майя взбежала по лестнице на чердак, отодвинула люк и просунула в него сначала голову и плечи. Там было темно. Идти в босоножках на высоких каблуках было трудно, но она упорно пробивалась сквозь лабиринт коробок, старой мебели и побитой молью одежды.

А потом толкнула дверь маленькой комнаты в конце чердака. Свет ударил ей в глаза.

— Майя? Как хорошо, что ты пришла, — услышала она голос Элен, опустила глаза и увидела младенца, спавшего в колыбели.

Вечером накануне марш-броска на Брунете Джо написал Робин. Потом достал со дна рюкзака кольцо, купленное в Англии, завернул в кусочек ткани и положил в конверт вместе с письмом. В нем было написано:

«Я хотел отдать тебе его в Англии, но не мог найти подходящего случая. Причина дурацкая, и теперь я чувствую себя так, словно годы утекли сквозь пальцы, как песок… У нас было совсем немного времени, правда? Когда я думаю о том, сколько лет мы знаем друг друга, то вспоминаю те ужасные танцы, где все время меняешь партнера. Я хочу, чтобы это поскорее кончилось. Хочу покоя. Я боюсь, Робин. У меня понос, вши, траншейная стопа и все прочие отнюдь не романтические болезни, которые ты можешь вообразить. Причем худшая из них — страх. Но мне станет легче, если я буду знать, что оно у тебя. Кольцо — это символ, маленький символ моих чувств к тебе. Я очень люблю тебя, Робин. Что бы ни случилось, всегда помни это».

В тот вечер он самовольно оставил окопы и пошел искать лазарет, надеясь отдать письмо тому, кто знает Робин. На следующее утро они совершили марш к треугольнику, состоявшему из деревень Брунете, Виллануэва-дель-Пардильо и Виллануэва-де-ла-Каньяда и господствовавшему над дорогой на Мадрид. Республиканское правительство хотело заставить мятежников отступить от Мадрида, чтобы вражеская артиллерия не могла обстреливать город. Это было первое крупное наступление республиканцев за всю войну, и британскому батальону предстояло вновь пережить бойню и хаос сражения при Хараме.