Зима вороньих масок

Итак, по прошествии четырёх месяцев с тех пор, как я покинул Гастингс, могу с уверенностью подтвердить, что домыслы мастера О’Кейна относительно скоро грядущей угрозы оказались воистину пророческими, достойными катренов Королевского предсказателя. Недаром его звездные календари грозили этой зиме знаками Сатурна. И вот, случаем, или же высшим проведением, я здесь, вдали от дома, чтобы стать щитом для этого мира от мира иного, тёмного, непознанного. Мы отправляемся в Финвилль на рассвете, когда костюмы для Лероа, Дюпо и Локхорста будут готовы. Письмо мастеру О’Кейну я пошлю, как только прибуду на место, выясню детали произошедшего и соберу материал, который, думаю, будет ему интересен. Он долго ждал момента, когда сможет поквитаться со своим давним врагом. Пускай и моими руками. Ты же молись обо мне и ни о чем не беспокойся. Знай – для случаев особых у меня есть особые посыльные.

С любовью

и высокими надеждами на успех нашего общего дела,

твой брат,

Гарольд Теодор Винтеркафф”

Chapter I. Corvus custodes

Багряная заря, восставшая на западе за час до темноты, поглотила стынущий Город Корон; в кровавом небе утонули башни Реймсского собора, Марсовы Ворота и все благие ожидания. Зима обрушилась на мир всей своей мощью, словно ринулась в последний бой, награда за победу в котором – вечное и безграничное господство, так влекущее во все века правителей земных.

Природа далека от страстей человеческих, – знали люди просвещенные. Незачем вступать со смертными в открытый бой, когда одно присутствие ледяного господина ставит непокорных на колени, охватывает холодным трепетом их сердца, остужает кровь и обращает бренные тела в уродливые скульптуры, судьба которым – уйти в землю по весне. Незачем спорить с неисправимыми глупцами, незачем слушать их тщетные мольбы, обращённые к Богу, власть которого, называемая всеобъемлющей, внезапно теряет силу в тот самый миг, когда последний глоток тёплого ладана развеивается паром за стенами храма. Но упрямы до глупости младшие сыны Господни: покидая спасительную обитель в час, сулящий им погибель, в час нужды и властвующего холода, отправляются они в мир, им неподвластный, с головой бросаются они в ледяной ад и, будучи обречёнными, продолжают шептать свои молитвы, отдавая зиме остатки тепла, и продолжают они надеяться на благой исход, хотя сами растоптали всякую надежду в тот самый миг, когда всецело предали себя в руки бушующего ненастья.

Гарольд не тратился на молитвы – он слышал их предостаточно из уст братьев Сен-Жермен-де-Пре, шедших впереди. Запахнуться в плащ, закрыв половину лица капюшоном, и дышать в ворот, – вот самое разумное решение в дороге, ведущей сквозь льды. Впрочем, наступившая зима отличалась, скорее, обилием снега, нежели холодом. Прошло четверо суток и неполный день с тех пор, как отряд покинул Реймс, и всё это время небо осыпало землю крупными белыми хлопьями. Снегопад прекращался обычно к вечеру, и тогда изгиб горизонта окрашивался зловещим алым цветом, суля путникам невесть какие несчастья.

Продвигаться было трудно. Гружёная добром повозка вязла в сугробах, мулы отказывались слепую переть на непроглядную белую стену, и братьям то и дело приходилось расчищать дорогу своими силами. Настал тот злосчастный момент, когда конечная цель путешествия, не обещавшая, к слову, ничего доброго, была ещё далека, но преждевременно нагрянувшие сложности уже заставили задуматься о целесообразности похода. Являлось ли пришедшее из Финвилля известие знамением, каким оно изначально показалось братьям? В их ли силах противостоять беде, и в Божьей ли воле даровать им всем спасение и возможность вернуться обратно? Винтеркафф ставил на то, что да, хотя уверенности, как и рвения, с момента отбытия из Реймса у него поубавилось. Братьев же вела крепкая вера – так, по крайней мере, выглядело со стороны.