Зима в Тель-Авиве

На перекрёстке улицы Алленби и бульвара Ротшильд - киоск, хозяйчик - старый румынский еврей, неумный и жадный, с неожиданно трагическим взглядом и горестно опущенными уголками рта - как у чьей-то посмертной маски.

Через дорогу - русский книжный магазин, где нет новых книг, но есть билеты на Киркорова.

Каждый день в два часа пополудни филологическая дама питерского разлива с неизменной беломориной во рту запирает дверь магазина, пересекает дорогу, берёт в киоске бутерброд с яичницей и присаживается на первую, ближайшую к перекрёстку лавочку на бульваре.

Хозяин киоска появляется в окошке и наблюдает её трапезу.

Раз в тридцать секунд над их головами пролетает самолёт, идущий на посадку в аэропорт Бен-Гурион.

Из здания центрального отделения банка hапоалим выбегают галстучные клерки.

Повсюду снуют посыльные, неся на сгибе локтя мотоциклетный шлем и в свободной руке - папку или большой типографский конверт.

Женщины переходного возраста входят в салат-бар «Природа».

Полуголые арабские хлопцы с отбойным молотком.

Охранники в страшных чёрных очках, с переговорными устройствами.

Автобусы и автомобили.

Нажми на паузу или украдкой выруби звук: никто ничего не заметит.

Почему бы и нет?

Посреди ночи она поднимается в постели и напряжённо смотрит в темноту. Что это было?

Где?

Вот это… звук…

Звук?

Ну, может, не звук, а запах. А может, и не запах… может, подземный толчок… или бесшумный взрыв… а может - картина сорвалась со стены или хлопнула дверца холодильника… или кто-то позвал по имени…

Рахель опускает ноги на пол и шарит в темноте. Нужно найти тапочки. Море совсем рядом. Ночью или поздним вечером, когда на дорогах и улицах - штиль, здесь слышно море.

Она долго возится с оконной защёлкой, пытаясь понять, в чём загвоздка, почему фрамуга не поднимается: ах, ну конечно! Зима! В этом всё дело. На зиму фрамугу запирают. Окно не откроется. Нужно выйти на улицу.

Рахель накидывает халатик, думая о том, что наверняка будет холодно, но это и к лучшему: холод заставит вернуться домой раньше, чем она успеет простудиться.

Но на улице не просто холодно, на улице - мороз. Она и не знала, что по ночам Тель-Авив бывает безлюден. Ни единого автомобиля, ни пешехода, даже киоски, которые обычно работают круглосуточно, закрыты. Светофоры мигают в пустоту - красный, жёлтый, за ним - зелёный.

Рахель послушно ступает на зебру пешеходной дорожки и быстрым шагом идёт по направлению к набережной, подбирая реющий на ветру халат, пытаясь натянуть рукава на запястья и спрятать пальцы. Воздух вырывается изо рта и превращается в тускло мерцающий пар. Она семенит мимо витрины парадного, похожего на авианосец, отеля и мельком заглядывает внутрь. У стойки - ни души. А ведь можно войти и украсть пальму… хо-хо!… почему бы и нет… я бы несла её по городу - вертикально, на вытянутых руках: как трофей! Как тотем!

Она бежит к морю, на цыпочках - как балерина на котурнах, тщетно пытаясь отсрочить мгновение, когда тапочки наполнятся ледяным песком до краёв, продолжая бормотать вполголоса.

Просыпаться под краденой пальмой и завтракать свежими финиками - не о том ли мечтала я всю свою жизнь?…

Музыка на воде

Волна откусывает от берега. Фотограф в мокром дождевике тщетно пытается поймать в объектив линию горизонта (ртуть и свинец), его пёс-лабрадор задирает морду, приседает, взрыхляя песок задними лапами, подпрыгивает и лает, и машет хвостом, думая, что небо играет с ним, то приближаясь, то отдаляясь, то спуская себя сверху на ниточке - как конфету.

Пенсионер в спортивных трусах и вязаном свитере ковыляет по мокрому песку, стараясь не наступать на обрывки целлофана, принесённые морем, ноги его - в цыпках, от холода.

Утренние мусорщики

- Николай Исаич, вы, конечно, извините, но ваш Рамануджа супротив Гегеля - мелкий говнистый поц.

- Хаять чужое, Коленька, - дело неблагодарное. Где Гегель и где Рамануджа? А главное - когда? Подайте вон тот мешочек, будьте любезны… Вы бы ещё Мерло-Понти впиндюрили…

- И впиндюрю. Отчего не впиндюрить?… От Гегеля до Мерло-Понти… Набросали, блядь, веток каких-то… Мыслитель - он и в Африке… засовывайте эту хуйню, засовывайте…

- Вы только посмотрите, как этот агрегат управляется с ветошью… В пыль… В дым…

- А я вчера рыжему говорю: у меня, блядь, на ваших каббалистов зла не хватает. Мутно всё как-то. А он, ссука: мол, привыкли после своего марксизма-ленинизма на немцев равняться. Тут вам не там!…

- Мы на Востоке, Коленька. Нужно с этим смириться… Всё… здесь, кажется, закончили.

- Хороший район. Я в этих местах на днях охуительный шкафчик оторвал. Новенький - как из магазина. Стоит у стеночки - меня дожидается, голуба… Вам не нужен, случайно?…

Ран