Зиккурат

– Точно! Нас двое, мы оба в хорошей физической форме. Конвоиры вроде безоружны. Если они вдвоем забирали отсюда троих, то за нами явятся, наверное, не больше. Мы знаем, что они – люди, значит, физиология та же, что и у нас. Оглушим одного головою «искателя», а уж с другим как-нибудь справимся вдвоем. Как говорится, побей одну собаку и остальные разбегутся.

Выглядело и впрямь соблазнительно, но… Дойдя до противоположной стены, я прислонился к шершавым камням рукой и вздохнул:

– Нет. Отсюда не вырваться.

– Твоя правда! – нехотя кивнул врач. – К тому же, даже если нам удастся сбежать, мы ведь ничего здесь не знаем. Как выйти на поверхность? А если выйдем, куда идти дальше? Как добраться до корабля? Нас схватят в любом случае. Никаких шансов.

– Что же тогда? Сидеть сложа руки и ждать?

– Да, Вассиан, ты прав: лучше подождать. Если сейчас нет никаких возможностей, то, быть может, они появятся позже?

Я перестал ходить и сел, оперевшись спиною о холодную стену.

– Может, нам вообще лучше умереть? – пробормотал я в пустоту.

– И впрямь так! – отозвалась пустота голосом Бонго. – Мертвый не боится, не чувствует боли, не страдает от неизбежного и не стремится к недостижимому. Лучше бы мы были мертвы.

Изумленный, я вскинул голову и долго смотрел в немигающие глаза Бонго, пока не стало жутко.

И мир вдруг потемнел в глазах… сознание перестало цепляться за окружающую реальность. Я начал проваливаться… Страх и трепет нашел на меня, отчаяние могильной плитою сдавило дыхание мне… Вселилась душа моя в страну молчания… Скорби сердца моего умножились и тяжкое бремя отяготело на мне, истощилась в печали жизнь моя и сила моя изнемогла… внутренности мои истаяли от тоски… Как мертвый, как разбитый сосуд лежал я, и отовсюду смотрел на меня лишь ужас… я уподобился нисходящим в ров погибели, разлитие многих вод достигло меня… все воды и волны прошли надо мною… я лежал на дне и ни один луч не проницал водной толщи, не касался меня… беспроглядный мрак усиливал терзания сердца и воспоминания минувшего словно жгучие стрелы пронзали душу…

Последний взгляд Мусы… Взгляд матери перед стартом… Ее слезы… Улыбка Анны… Последнее письмо брата… В котором он обещал молиться за меня… Где ж молитвы твои? Забыл нас Бог, закрыл лицо Свое, не увидит никогда…

Внезапно грудь мою отпустило. Я глубоко вздохнул и понял, что лежу, весь мокрый от пота, на холодном полу камеры. Медленно поднялся и сел, потрясенный, не понимая, что со мною произошло. Бонго все так же торчал в углу и молча смотрел на меня немигающим взглядом, с громким хрипом выдыхая воздух.

Что-то происходило с ним, что-то происходило со мной, но я не думал о том, устремясь всецело в глубь себя: казалось, что разгадка близка, еще мгновение и я смогу ухватить ее…

Снова гул шагов из коридора. Я встал, Бонго, притихнув, остался сидеть. Откуда-то мы оба знали, за кем идут в этот раз. Но теперь я почти не боялся. Появились сангнхиты в балахонах цвета навозных мух и с нелепыми металлическими прутами в руках. Много. С тараканьей проворностью они выстроились вдоль коридора. Сангнхит с тонким ртом, что уводил Тези Ябубу, Зеберга и Суня, выступил вперед:

– Вассиан Софронов! Я – темничий Самгар-нево. Выходите и следуйте за мной.

Было нечто паучье в его мимике. Преодолевая отвращение, я направился к прозрачной стене и, свободно пройдя сквозь нее, вышел в коридор. Тотчас сангнхиты обступили меня со всех сторон и направили в лицо пруты. Самгар-нево, подрагивая тонким ртом, с опаской подошел и коснулся моих плечей зеленым шестигранником. Тотчас руки отнялись. Сангнхиты-конвоиры вновь закопошились, выстраиваясь так, чтобы я находился в центре колонны. Справа стал тонкоротый темничий, который и дал знак отправляться.

Я бросил прощальный взгляд на Бонго. Он полусидел, прислонившись к стене, и, казалось, даже не дышал.

Мы скорее поползли, чем пошли – настолько медленным было продвижение. Впереди тянулся длинный, словно шахта пересохшего колодца, коридор. По бокам виднелись такие же камеры, как наша, но незанятые. Темная пустота их напоминала глазницы черепов. Мы бесконечно долго тащились по удушливому коридору, который, казалось, сжимался по мере продвижения червеобразной колонны.

Темничий как-то странно поглядывал на меня, пока я не догадался, что ему не терпится заговорить. Наконец он решился: