Зигзаги судьбы

Вблизи зубр представляет собой внушительное зрелище. Длина его тела может достигать триста тридцати сантиметров, высота в холке — двух метров, а вес — одной тонны. У зубров практически нет в природе врагов, и они ничего не боятся. Я видела, как эти махины легко и грациозно взлетают галопом по почти отвесному склону. От них исходила невероятная мощь, и никогда не было ясно, что у них на уме. Завидя приближающегося человека, зубр переставал пастись, поворачивал голову и пристально смотрел, нагнув голову. Маленькие красноватые глаза ничего не выражали. Было непонятно, то ли он сейчас на тебя бросится, то ли повернется и уйдет. Иногда стадо неожиданно срывалось с места и галопом уносилось куда-нибудь в гору. Натерпевшись страху и поймав, наконец, свою лошадь, я сажала Егора перед собой в седло, и мы отправлялись в объезд. Завидев зубров, Егор возбуждался, подпрыгивал в седле и, показывая пальцем, говорил: «Зяба, зяба!» После «папа» и «мама» это было его следующее слово. На всадников зубры не обращали никакого внимания, так что мы спокойно проезжали мимо стада. Это же относилось и к другим животным — едущий на лошади человек почему-то не вызывал недоверия и страха, и если мы вели себя тихо, к нам на тропу иногда выходили олени и косули. Лошадь пофыркивая, неспешно цокала копытами по тропе, а вокруг была красота — горы и альпийские луга. Весной склоны ущелья покрывались ковром голубых и белых крокусов. Это было необыкновенно красиво. Позже растительность сменялась сплошными зарослями черемши, и в воздухе стоял сильный запах дикого чеснока.

Доехав до дальнего кордона, мы делали привал, перекусывали и отправлялись в обратный путь. Егор мирно засыпал в седле и спал до самого дома. Иногда я ходила в обход пешком, посадив Егора за спину в рюкзачок. В таких случаях мы не уходили очень далеко, останавливались и «паслись» на какой-нибудь полянке.

Однажды мы с Володей и Егором поехали в такой объезд зимой. Уже в потемках добравшись до кордона, мы протопили печку и решили здесь заночевать. Ночь была ясная и морозная, светила яркая луна, озаряя окрестности таинственным голубоватым светом. И среди всего этого безмолвия вдруг завели свою песнь волки. Это был незабываемый опыт, который я помню до сих пор. Разноголосый вой эхом отражался от стен ущелья и проникал в каждую клеточку моего тела, вызывая смутные и необъяснимые чувства возбуждения и какой-то древней тоски. Хотелось выйти и присоединиться к ним. Наверное, это был зов предков.

После академического отпуска я продолжила учебу, и моей курсовой работой по зоологии был дневник наблюдений за дикой природой, который я регулярно вела. К нам на кордон периодически забредали какие-нибудь животные. Однажды пришла рысь, каким-то образом открыла клетки и утащила несколько кроликов. В дневнике я описывала все — следы зверей, сезонные изменения в природе, весенний прилет птиц, наблюдения за зубрами… В результате за год получилась толстая тетрадь. Преподаватель потом мне говорил, что читал это как увлекательный роман.

К сожалению, проблема алкоголизма у Володи ухудшилась, начались конфликты на работе. Все чаще он приезжал домой пьяный и агрессивный, доходило и до рукоприкладства. В эти моменты я становилась для Володи «профессорской дочкой» и «голубой кровью», и он мне за это мстил. Иногда он выгонял нас из дома, и мне приходилось ловить на дороге попутную машину и уезжать в поселок. Там мы оставались ночевать в доме у местных учительниц. Это были мама с дочкой, милейшие и интеллигентные женщины, которые нам очень сочувствовали и всегда давали приют. После таких инциндентов Володя очень переживал, раскаивался, просил прощения, говорил, что больше такого не повторится. Но это повторялось опять. Я чувствовала себя изолированно и беспомощно, и часто не знала, что делать. Мои устои и понятия о браке пошатнулись. Для меня брак был нерушимой святыней, но глядя на нашу жизнь, все чаще возникала мысль, что я не хочу такой жизни ни для себя, ни для ребенка. Но Володя обещал и раскаивался, а я все еще ему верила.

Всякие жизненные перипетии