Зигзаг

Всего в каких-то двух метрах от нее странное существо, сотканное из оживших теней, раскачивало вытянутыми в стороны руками и смотрело на нее блестящими жадными глазами. Но самым ужасным (потом Элиса поняла, что это было еще одно предупреждение) было то, что у него не было лица или его черты сливались с тенями.

— Не кричите, — по-английски хрипло сказал внезапно возникший и слепящий ее огонек (да, теперь она поняла, что завизжала). — Я вас напугал, простите…

Она не знала, что ночью солдаты совершают обход внутри корпусов. Зажженный караульным фонарик осветил все чудовище: «расставленные в стороны руки» (автомат), «блестящие глаза» (прибор ночного видения), отсутствие лица (какой-то передатчик скрывал рот). На лацкане формы было написано «Стивенсон». Элиса его знала: на острове было пятеро солдат, он был одним из самых молодых и симпатичных. До сих пор ни с кем из них она не говорила, только здоровалась, когда видела их, как бы сознавая, что они находятся здесь для того, чтобы ее защищать, а не наоборот. Теперь ей стало ужасно стыдно.

Стивенсон опустил фонарик и поднял прибор ночного видения. Она увидела, что он улыбается.

— Куда это вы шли по темному коридору? — спросил он.

— Мне показалось, что кто-то прошел мимо моей комнаты. Я хотела посмотреть, кто это.

— Я тут уже час и никого не видел. — В голосе Стивенсона Элиса различила обиду.

— Может, я ошиблась. Простите.

Послышался шум открываемых дверей: проснулись коллеги, встревоженные ее дурацким криком. Смотреть, кто именно выглянул, ей не хотелось. Она извинилась, вернулась в комнату, бросилась в кровать и с мыслью, что никогда не сможет заснуть, отключилась.

Следующий день, вторник, 26 июля, 18:44.

Элиса зевнула, встала и перевела компьютер в спящий режим. Она уже запрограммировала его на самостоятельное продолжение сложных расчетов.

Случай с ночной тенью никак не выходил у нее из головы. Она решила, что расскажет про него на пляже Наде, хотя бы для смеху. Сейчас ей нужно было немного отдохнуть. Она была на Нью-Нельсоне только шесть дней, но эти дни казались ей месяцами. Элисе подумалось, не сляжет ли она от такой напряженной работы. Даже если слягу, ничего страшного: больница у меня под боком. Она окинула взглядом тихую лабораторию палеонтолога, которая служила также медпунктом, — здесь даже стояла кушетка для обследований. Если все будет так продолжаться, может, надо будет попросить у Жаклин какую-нибудь «энергетическую» таблетку. «На расчеты энергии уходит много энергии», — так она и скажет.

Элиса покинула лабораторию, заглянула к себе в комнату, взяла купальник и полотенце и вышла из корпуса на тусклый солнечный свет. Стоял один из редких в период муссонов дней, когда не лил дождь, и надо было ловить момент. При виде стоявшего на страже у калитки солдата ей снова вспомнилось ночное происшествие, но теперь это был не Стивенсон, а Берджетти, крепкий итальянец, с которым Марини иногда резался в карты. Проходя мимо, Элиса поздоровалась с ним (эти ощетинившиеся оружием человеко-ежи внушали ей страх), вышла за ограждение и спустилась по пологому склону к самому изумительному пляжу, который ей когда-либо приходилось видеть.

Два километра молотого золота и море, которое в лучшие дни окрашивалось всеми оттенками голубого; рядом с его белой пеной Надина кожа казалась такой же смуглой, как у Элисы; мощные волны были словно необузданные громады, не имеющие ничего общего со смирной рябью цивилизованных пляжей. И как будто всего этого мало, самые большие волны разбивались вдалеке, словно Бог этого рая заботился о том, чтобы не беспокоить людей, и в широкой заводи с синей водой и кремовым песком можно было спокойно бродить и даже плавать.

Надя Петрова помахала ей рукой с их обычного места. Элиса быстро и крепко сдружилась с этой молодой русской специалисткой по палеонтологии, как бывает между людьми, вынужденными вместе находиться в отрезанных от остального мира местах. У них было много общего, даже не принимая во внимание возраст: волевой характер, острый ум и схожая привычка ступень за ступенью подниматься по крутой лестнице достижений. Последнее даже давалось Наде лучше, чем Элисе. Родившись в Санкт-Петербурге и эмигрировав во Францию в подростковом возрасте, Надя пробила себе путь к одной из завидных стипендий на обучение в докторантуре у Жаклин Клиссо, в Монпелье, и стала ее любимой ученицей — все это без наличия богатой матери. Но в разговоре с Надей ее боевые качества были незаметны; скорее оставалось яркое впечатление от приветливой и веселой девушки с лимонно-желтыми волосами и снежно-белой кожей, из тех созданий, которые, кажется, полностью отдаются простой и всепоглощающей работе: расточению улыбок. Элисе думалось, что лучшей подруги ей не найти.

— Ой, какое сегодня море — так и манит купаться, — сказала Элиса, опуская полотенце и купальник на песок и начиная раздеваться. — Пожалуй, попробую, может, удастся утопиться.