Я, проведя семьсот тридцать один день в одной казарме с этими иногда вполне замечательными людьми, сожравши вместе с ними пожалуй с тонну баланды разной степени съедобности и выдолбив вместе с ними хуй знает сколько кубометров мёрзлого разборного грунта, таки имею об этих самых свойствах некоторое представление: и о т. н. «лицах кавказской национальности», и о прибалтах, и о западно-украинских националистах (про среднюю азию я и так всё уже знал).
Так вот. Тогдашнее (это начало восьмидесятых) условно-идеальное чмо, жрущее чернягу из помойки, было куда просвещённее чмыря нынешнего. То прошлое чмо, оно бы лучше уползло раком в Китай, но никогда, ни при каких условиях, не пришло бы ему во всю его синюю от побоев голову бежать на Кавказ.
Ибо даже то тупое животное, которое даже сложно было назвать человеком, прекрасно знало, что его будет ждать после ритуального окормления в макдональце и интервью на первом канале государственного телевидения.
Пролистал мнения к предыдущему моему сообщению.
Очень позабавился, извините.
Когда-то, лет десять тому назад я страшно возмущался, когда мои сообщения люди понимали прямо противоположно сказанному.
Лет пять назад меня сердило то, что люди, высказывающие свои мнения, сообщения вообще не читали, а просто реагировали на ключевые слова.
Сейчас меня не возмущает и не сердит уже ничто.
Спасибо всем.
Отношение у откосивших (через дурку или купленное плоскостопие) к армии примерно такое же, как у атеистов к религии.
Последние, чем больше сомневаются: а может быть Бог таки есть, тем громче вопят о продажности и мракобесии. Лучше всего вопится о православии: старухи завсегда безопаснее шахидов.
А первые, если они не женщины (у женщин своё биологически оправданное отношение к армии. С одной стороны они значительным своим процентом любят военных, красивых-здоровенных, а с другой лягут крестом за нежного своего мальчика, которого собираются в эти военные отдать), как правило не лишены таки системы распознавания пресловутого доброзла, вшитой в каждого человека, каким бы он ни был говном. И система эта где-то там глубоко в душе попискивает.
Негромко, но неприятно. Родину, говорит, надо защищать.
Да какую, блядь, родину?! Рашку эту пидорашку?! Прогнившую эту и проржавевшую всю нахуй? Абрамовича с его, блядь, яхтами и Прохорова с его куршавелями и блядями? Ксению, блядь, собчак?
Родину, сынок, родину. Берёзки-тополя. И в поле каждый колосок.
Смешно, да? Так хули ж ты засираешь тут нам нашу канализацию? Она и без тебя еле справляется. Её со времён развитого социализма ни разу не чинили.
Шенген есть? Гринкард дали?
Если нету и не дали, то сиди, сопи и помалкивай. А если есть и дали — так чего сидишь?
Долго думал: а почему в деревенских домах всегда такие низкие двери?
А для смирения — ходишь и всё время кланяешься. Не поклонишься — так голову разобьёшь.
Люди, которые не мудаки, они все разные. А которые мудаки — все одинаковые.
Станция Дно всегда славилась варёными раками.
Вышел ночью из вагона. Мимо шла старушка: «А вот курочку кому? Пиво!». «Раки есть?» — спросил я.
«Ушли раки» — сказала старушка горько и побрела дальше вдоль вагонов.
Восемнадцатого числа прошлого месяца мы с писателем Новиковым и бывшим чемпионом Казахстана по плаванию должны были отправиться в экспедицию по реке Поной на Кольском полуострове.
Экспедиция планировалась на три, максимум, четыре недели.
Я в последнюю секунду спрыгнул из-за никому не интересных внутренних недомоганий, а остальные таки отправились в поход.
Сегодня уже двадцать седьмое и никаких сведений от Новикова нет. Я его знаю много лет, и вряд ли он, вернувшись, удержался бы от сообщения «ну и долбоёб же ты, Горчев, что не поехал».
Волнуюсь. Как бы не пришлось подобно доктору Ливингстону снаряжать спасательную экспедицию дабы вызволить путешественников из плена у воинственных саамов.
Заебали уже эти питерские дачники.