Зорка запомнила эти слова и стала собирать себе защитников. Она поняла, что каждый день часть её падает на землю и утекает в воду, а место этой части занимает другая, принадлежащая чужим людям и животным так, что скоро от неё, Зорки, не останется ничего, кроме заблуждения в том, что это по-прежнему она.
Поэтому Зорка стала собирать содержимое своего горшка, выпавшие волосы и состриженные ногти в пакеты, которые она туго перевязывала ниткой и складывала в платяной шкаф. На каждом пакете она надписывала дату его наполнения, чтобы когда придёт время снова стать собой, ничего не перепутать и использовать пакеты точно в обратном порядке.
Вскоре шкаф был заполнен пакетами и, когда Зорка однажды пыталась втиснуть хотя бы ещё один, несколько нижних пакетов лопнули, и она почувствовала, как часть её вытекла на пол, и слюна во рту на животе в этот день пахла мужской спермой, которой Зорка никогда не пробовала на вкус. Чужая ненависть попала в её тело, не защищённое от мужской ненависти, потому что она никогда не была с мужчиной.
Утром Зорка разорвала ещё несколько пакетов и забыла своё имя, потому что в нём уже не было нужды. Затем она стала рвать и топтать другие пакеты, и когда в комнату вошли люди, она лежала неподвижно посреди зловонной лужи, зажав ладони между ног.
Когда люди попытались разжать её ладони, оказалось, что они срослись друг с другом, поэтому никто никогда не увидел двух навсегда соединившихся пупков. Впрочем, в смирительной рубашке не было никакой необходимости, потому что Зорка стала просто большим прохладным куском мяса с костями внутри.
Доктор, осматривавший её в больнице, приподнял веки смотрящих в противоположные стороны глаз и, убедившись, что никто за ним не следит, сунул свой чисто вымытый медицинский палец в тот рот Зорки, который был у неё на животе. Достав оттуда песчинку, уже покрытую чёрной перламутровой слизью, доктор расстегнул штаны, и при помощи тонкой стеклянной палочки ввёл песчинку в самое основание своего пениса.
Сделав это, он так широко улыбнулся, что у него треснуло одно стекло на очках, и ему пришлось заклеить его белым медицинским пластырем.
Всякий из нас (нет, не из вас пидарасы) зажигал однажды лампу где-нибудь на веранде далеко от города в непроглядной ночи.
И собирались на эту лампу страшные какие-то существа: соседи приходили попиздеть про им одним интересное что-то, и крысы вдруг решали что сегодня им всё можно и нюхали нас внимательно; выходило вдруг из темноты испуганное какое-нибудь существо — женщина или может быть кошка и смотрело на нас фосфорецирующим взглядом, оценивая оттуда, из темноты — злой мы или не злой.
А в основном стучали очень сильно об лампу разнообразные насекомые. Вот уж кого действительно дохуя.
Ну и комары конечно.
Нет людей хуже издателей, разве что только авторы.
Всякий издатель мечтает напечатать любого автора как можно гаже: на самой плохой бумаге с самой неподходящей обложкой, в самом скверном переплёте, так, чтобы книжка рассыпалась после первого же перелистывания, и ещё старается перепутать страницы, а то и вовсе засунуть внутрь что-нибудь вообще из другой книги совсем другого автора. И ещё издатель велит специально наделать внутри самых нелепых орфографических ошибок, чтобы всякому было сразу понятно, что криатифф гавно, а аффтар мудаг.
Выпустив наконец тираж (всегда через два года после обещанного срока) издатель складывает его в сундук и спит на этом сундуке, чтобы упаси Господь, никто не купил ни одной книжки. А когда автор приходит поинтересоваться, покупают ли его книжку, издатель разводит руками: совсем не покупают! Ни единой не продали, убыток страшный!
Автор же всегда точно знает, что его книжку нужно выпустить тиражом как минимум миллион экземпляров и тогда все будут есть с золотой посуды. В пример всегда приводится Дарья Донцова (вот если уж Дарья Донцова издаётся такими тиражами!). Автор иногда точно знает, какая обложка нужна для его произведения и приносит фотографии родственников и покосившегося флигеля, но к сожалению не все авторы такие. При чтении корректуры автора обычно посещает вдохновение и он начинает вычёркивать целые страницы и дописывать новые. Автору не нужно знать что такое вёрстка и что значит «она поедет» — он же не верстальщик, верстальщиков вон сколько, а авторов очень мало, да собственно говоря вообще никого нет — в магазине и купить-то нечего. Ещё автор подозревает, что издатель таки напечатал миллионый тираж и продаёт его тоннами и действительно ест на золоте в то время как автор вынужден по-прежнему жевать свой капустный лист.
А вообще лучше бы им никогда не встречаться, ничего хорошего из этого всё равно обычно не выходит.
Мне сегодня один жж-юзер рассказал очень поучительную историю о современной ситуации с происхождением видов.