Единственная задача консумеристического общества, как известно, состоит в том, чтобы впаривать людям как можно больше (чаще всего совершенно ненужных) продуктов. Поэтому необходимо лишить даже нужные продукты тех свойств, из-за которых их собственно и потребляют: сахар должен быть несладкий, соль несолёная, горчица пресная, а масло немасляное (всё это втюхивается под видом «здорового» образа жизни). Хороший пример — бигмак из макдональца: вроде бы предполагается, что это булка с котлетой и овощами, но на самом деле булка и котлета сделаны из одного и того же картона, салат и помидоры выращены на физрастворе и всё это полито бесвкусной горчицей и синтетическим майонезом. Понятно, что пищевая ценность такого блюда такая же, как у рулона туалетной бумаги: брюхо набить можно, а жрать всё равно хочется. Можно конечно съесть пять или десять бигмаков (ведро воды, как известно, заменяет стакан сметаны), но тогда человек становится очень жирным. И это хорошо! Потому что он платит огромные деньги за то, чтобы похудеть.
Ну или можно не есть десять бигмаков, а купить особые добавки, которые делаются из того, что не положили в бигмаки, типа гербалайф или витамины. Но всем известно, что в биодобавки и витамины добавляют наркотики, чтобы человек один раз их попробовал и потом уже не мог без них жить. Это дело, кстати, очень давно изобрели поляки — они под видом безобидных капель от насморка «галазолин» продавали сильнейший наркотик. Я знал нескольких женщин, которые без этого галазолина даже не могли выйти из дома, а некоторые, говорят, умирали, если вовремя его не употребляли.
Кроме того, от негодной пищи у людей развивается множество болезней, которые нужно лечить дорогостоящими лекарствами. А они, как известно, помогая, например, от печени, разрушают при этом селезёнку, а от лекарства от селезёнки немедленно перестаёт стоять хуй. А вы думали откуда столько писем про виагру?
В общем пиздец. А я пойду лучше на велосипеде кататься, пока не стемнело совсем — у них тут ещё и время какое-то совсем другое.
Вынужден сказать несколько приятных слов про шведское метро и электрички. В прошлый раз я так их и не посетил, а зря. Человек, который хотя бы раз в жизни ездил ну скажем до станции Репино, или, прости Господи, от Чертаново до города Чехов, не может не поразиться тем, что никто, абсолютно никто не предлагает ему купить в пути мороженое, чипсы, собрание сочинений солженицына, вечный фонарик, пять ручек за четыре рубля и ВООБЩЕ НИЧЕГО. Единственный человек, который прошёл по вагону за весь долгий путь, был женщина, которая страшно извиняясь перед каждым пассажиром, проверяла билеты.
Впрочем в нашем суровом климате эти вагоны не протянут и двух дней: ну разве можно не вспороть эти зелёные кресла и не посмотреть, чем они набиты? Я уже не говорю про написать слово хуй — нигде ни одного раза оно не написаное.
Купил себе в магазине продукт под названием артишокен, каковой продукт, как и следовало ожидать, оказался нестерпимой мерзостью. Что ещё раз подтвердило правильность моего убеждения в том, что человеку надлежит жрать только те растения, которые могут вырасти у него под ногами. Все эти авокады и фейхоа — их пусть негры жрут, а русскому человеку полезны главным образом репа, редька, хрен, солёные огурцы и квашеная капуста.
Эх, я вот иной раз куплю редьки на полюстровском рынке, натру её на крупной тёрке, да с постным маслом! Наешься её и тут же начинаешь икать — это организм так выражает свою благодарность, хорошо ему потому что. Какие там блядь артишоки?
А тут нету редьки совершенно — вроде бы полный магазин, сельдерею одного десять разновидностей, а редьки — хуй!
Нет, не буду про редьку, а то навалится на меня тоска по родимой стороне, а это пока ещё чересчур рано даже для такого беспримерного патриота своего отечества как я.
Писатели тут в доме живут очень странные — еще и полуночи нет, а они все уже спят. И хоть бы один напился бы, поорал, за женщинами бы погонялся с топором — хуй там, тишина мёртвая.
Не знаю я, не знаю, что такие писатели могут хорошего написать.
Вот надумает иной достойный человек посрать в чистом поле, спустит уж было штаны и усядется гордо орлом. Но охватит вдруг его беспокойство: а не сидит ли на том же самом поле совсем другого полёта птица — человек без совести, чести и принципов, стервятник и падальщик? Пристало ли почтенному человеку, ничем вовеки себя не замаравшему, даже и срать с таким на одном поле?
Вскочит достойный человек, оглядит окрестности зорко: нет никого. Но это ни о чём ещё не свидетельствует: отчего же не видны вокруг другие достойные лица? Может быть чем либо опозорено уже это поле? Не иначе, что сам тот, чьё имя нельзя даже произнести среди приличных людей, приходил сюда и насрал кучу в самой середине! Или завтра же придёт и насрёт. Как покажешься тогда в приличном обществе?