- Я знаю. Поживу еще. Как-то давно еще кукушка из-за Камы накуковала мне долгую жизнь. Осталось еще лет десять. И куда столько?
В дверях я обернулся. Бедные мои родители! Отец по-прежнему сидел молча в ее изголовье. Гладил руку, не понимая еще до конца, что случилось, не гадая, что ждет их дальше в этой жизни. Поверженный глухотой и склерозом, он уже просто разучился об этом думать, он вспоминал сейчас только об одном - как хорошо они жили, и ему было непонятно и горько, что кто-то зачем-то захотел нарушить эту их жизнь.
Я встретился с мамой взглядом и вдруг прочел в ее глазах невысказанную просьбу: "Я ничего не прошу, не смею ни на чем настаивать, но, если сможешь, сделай что-нибудь! Если сможешь!.. "
- Сынок! - окликнула она неожиданно.
- Что, мама? - рванулся я к ней.
- Ты держись. Раз поддашься - всю жизнь доить будут.
- И где ты слов-то таких набралась?
- Поживи с мое, помотай соплей на кулак…
- Вроде пожил уже. Видишь - весь седой.
- Вижу. Ну, с Богом! Езжай.
29 января (вечер).
Возле дома меня уже ждали. Из серой "Волги" вышли начальник следственного отдела подполковник Немцов и еще один, тоже в штатском. "Неужели с обыском?!." - оборвалось у меня все внутри.
Немцов в черной кожаной куртке и в собачьей лохматой шапке был грозен и смешон, как махновец. Скосил на меня дергающийся свой глаз:
- В бега ударились, господин редактор?
- Позвольте, какие бега? Вы прекрасно знаете, где я был. Или про-слушка не сработала?
- Вы не явились сегодня в назначенное время на допрос к следователю. Мы вынуждены взять с вас подписку о невыезде.
- С какой стати, я что, подследственный?
- Пока свидетель. Но это ничего для нас не меняет. Вы саботируете, затягиваете следствие.
- Ужас какой! Да вы, подполковник, просто неграмотны. Что заканчивали? Школу милиции?
Немцов побледнел, сделал шаг вперед.
- Отставить! - приказал ему молчавший до сих пор человек в штатском. - Возвращайтесь, Петр Николаевич, в машину.
Немцов, фыркая и распинывая снег, пошел к "Волге". Незнакомец, франтоватый и довольно еще молодой черноглазый крепыш, мягко взял меня под руку.
- Разрешите представиться, - сказал он, в старомодном кивке склонив голову, - полковник Осипович. Алексей Михайлович. Заместитель начальника регионального управления ФСБ.
- Чего изволите? - ответил я ему в тон.
- Я понимаю, у вас с родителями проблемы, но поймите и нас - мы же на службе, есть порядок, закон.
- В доброго и злого следователей играете, господин полковник?
- Товарищ полковник, - поправил он меня. - И не надо иронизировать - это же примитив. И давайте сменим тон - мы же с вами достаточно умные и интеллигентные люди.
- Интеллигентные? Я, к вашему сведению, иногда и матюгаюсь.
- Я тоже. Но что это меняет? Мы - интеллектуалы и можем говорить на одном языке.
- С этим контуженым - тоже? - показал я на "Волгу", в которой скрылся подполковник Немцов.
- А он и на самом деле контуженый. В Афгане.
- Зачем с такими работаете? Дров ведь наломают, людей покалечат…
- Есть другие? Профессионалов почти всех разогнали. К чему, к слову сказать, и вы, журналисты, вместе с демократами руки приложили. Кого в отставку раньше срока отправили, кто в бизнес от безденежья подался…
- А кто к бандитам…
- Не без того. Но времена меняются. Скоро, совсем скоро вы нас не узнаете…
"Вернее, узнаем", - устало подумал я. Меня уже достала вся эта трагикомедия. Да и замерз изрядно на ветру. Хотя крещенские морозы давно сгинули, но здесь, возле дома, сквозит, словно в аэродинамической трубе. Понатыкали многоэтажек как попало - вот и дует со всех сторон.
- Вижу - замерзли. А посему закругляемся, - сказал полковник. - Я ведь вам вот что должен был сказать: завтра с вами хотел бы встретиться наш генерал. Есть у него желание познакомиться и кое о чем поговорить.
- Завтра не смогу. С утра мамой займусь, а вечером даю прием по случаю юбилея газеты. Так что не обессудьте.
- Знаю. Обождите минуту. - Полковник достал мобильник, отошел на несколько шагов и, перекинувшись с кем-то парой фраз, вернулся. - Хорошо, Сергей Михайлович, мы ждем вас в управлении послезавтра. В восемнадцать часов. До встречи.
Он протянул мне руку. Я вяло пожал ее. Но когда стряхивал перед дверью снег с шапки и куртки, а за спиной взревел мотор, оборачиваться я не стал. "Никогда не оборачивайся", - учил меня, молодого, в армии один "старик", когда мы с ним ходили в самоволку. Нам попался тогда навстречу патруль, мы отдали честь офицеру, нас не остановили. Мой спутник больно сжал мне руку: "Обернешься - заметут!"
30 января (ночь).
Уже далеко за полночь, а сна нет. Не идет. Жена пригрозила накапать валерьянки. "Лучше себе накапай", - нагрубил я ей и пошлепал на кухню, прихватив по дороге хранившуюся для гостей пачку "Мальборо".
Вытащил сигарету, понюхал. Вспомнил недавний сон. Будто бы перед следователем, молодым конопатым капитаном, лежит вот такая же пачка "Мальборо". Я ем ее глазами. Следователь ловит мой взгляд:
- Я бы мог угостить вас, если…
- Если подпишусь, что работаю на китайскую разведку.
- Так точно.