Читаем Журнал наблюдений за двадцать лет полностью

Вся речь главного врача изобиловала крепкими непечатными словами, которые он очень умело вставлял. От того слушать напутствия было забавно, и мы едва сдерживались, чтоб не захохотать. Выйдя в коридор, я ненароком заглянул в бухгалтерию, где шла оживлённая торговля сельхозпродукцией, и всё это место теперь напоминало сельский рынок.

В хорошем настроении наша компания направилась по означенному адресу. ***ная улица находилась в двадцати минут ходьбы от административного здания. Дом этот хорошо знали многие жители города и нам не составило труда найти его. Он представлял из себя старую помещичью усадьбу конца девятнадцатого века, состоящую из нескольких зданий, соединённых малозаметными переходами так, что весь жилой комплекс можно было обойти внутри, не выходя на улицу. Во дворике, действительно, стояли какие-то сомнительные личности. Увидев нашу группу, один из них решительно направился к нам и на лице у него было написано: «сами мы не местные, помогите кто чем может». Вовочка опередил просящего словами: «Уважаемый, где тут амбулатория?». Иногда Вова умел говорить вежливо, но крепкое словцо всё же вставил. Пьянчужка опешил от такого и молча указал рукой на одну из дверей. Затем мы, как и было сказано, поднялись на второй этаж и получили необходимые распределения. Мы с Яной оставались до Нового года тут, в амбулатории. А Андрей с напарником должны были отправиться в соседний «стационар пограничных состояний.» Затем, они должны были идти уже в более тяжёлые отделения, ближе к конторе; а мы- на их место. Я остался весьма довольным происходящим и с оптимизмом смотрел в ближайшее будущее.

<p>Глава 2. Государственная практика.</p>

Амбулатория представляла из себя небольшую поликлинику, где вели приём несколько врачей- психиатров, психолог, логопед и, может, кто-то ещё, не помню. Располагалась она на втором этаже. Сразу после лестничного пролёта шла регистратура. Как и в любой регистратуре она содержала амбулаторные карты, расположенные на полках и стеллажах. Сразу было видно, что сделаны они были кустарно, каким-то местным умельцем, и очень добротно. Да и вообще вся амбулатория оказалась довольно проста, как деревенский дом. Стены недавно покрашены в приятный бежевый цвет на две трети высоты. Верхняя часть стены и потолок были в свежей побелке, абсолютно белой. Двери кабинетов – коричневые. На них красовались порядковые номера, выжженные на фанерных ромбиках, как будто школьниками на уроках труда. Содержалось всё в чистоте и опрятности. Стояли лавочки для посетителей с целым, не порванным дермантином, даже не исписанные. Видно было, что персонал добросовестно содержит вверенное ему отделение. И, пускай, с минимальным финансированием оно производило самое приятное впечатление.

Мне первым делом достался процедурный кабинет. Ничего примечательного в нём не было. Вместе с процедурной сестрой делал уколы и мыл многоразовые шприцы, готовил их к обработке. Следующие две недели я провёл на приёме врача и это было куда интереснее. Совсем молодая рыжеволосая врач с короткой стрижкой встретила меня очень приветливо и охотно рассказывала о своей работе. Дала порыться в картотеке, где я увидел много знакомых фамилий. Все эти люди, значит-регулярно ходили на приём к психиатру. На приём приходили больные, стоящие на учёте, в основном. Их спрашивали о самочувствии, жалобы, выдавались таблетки. Велись записи в журналах и амбулаторных картах. Сразу бросилось в глаза какое-то безрассудное доверие ко мне. Иногда врач вместе с медсестрой уходили «на перекус» и меня оставляли одного в кабинете. В нём со мной оставались их сумочки, в которых находились кошельки с деньгами. «Надо же, и не боятся, что я украду их деньги»– думал я. Конечно, у меня не возникало ни малейшего желания что-то украсть, а само по себе доверие вызывало очень приятные чувства.

Один день в неделю отводился на патронаж. Занятие это было малоприятное и иногда- даже опасное. Медсестра обходила разные притоны и чипыжи в поисках пациентов, злостно прогуливающих посещение врача. К моему счастью, меня не брали в это путешествие. В этот день я ездил по вызовам на больничной буханке. Вместе со мной там были какие-то штатные сотрудники и более-менее адекватный больной посправнее, иногда нас сопровождал милиционер. Где-то кого-то надо было увезти в больницу, или- привезти домой. Где-то помогал носить лежачих больных. Как-то раз-даже небольшие деньги родственники пациентов за работу дали. Но самое интересное-было возить больных с острыми психозами на недобровольную госпитализацию в психиатрический стационар.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии