Журнал "Млечный Путь" №02 2012 г.

А началось все с того, что эта Мэри сперва зачастила на все воскресные службы, а потом вдруг совсем перестала приходить в церковь. Кумушки об этом немало посудачили, и сошлись они на том, что дело тут в помощнике викария Эбрахаме Смите. Самые злоязыкие говорили даже, что он крутил с Мэри, пока не понял, что может жениться на дочке викария, а там дал ей отставку. Не знаю даже, как у них язык поворачивался такое сболтнуть, или, может, они ослепли от забродившей в них желчи: любому разумному человеку достаточно было один раз взглянуть на Эбрахама, чтобы понять — у этого и в мыслях нет крутить с девушками. Был он такой же нескладный, как его имя, тощий, рассеянный, вечно с книгой. И сейчас такой же, только поседел весь и еще рассеянней стал.

Проповеди он тогда не читал, а бубнил, на прихожан глаза поднять боялся, и сам, наверное, ни за что в «Гончую» бы не ходил, не будь тогдашний викарий такой охотник до нашего темного портера.

Мэри-то старалась ему понравиться, это верно: и наклонялась пониже, когда пиво наливала, и всегда словечком-другим цепляла, спрашивала, когда же он от книжек оторвется и начнет на девушек смотреть. А он, кажется, даже не понимал, что она к нему удочки закидывает, только глазами моргал на все ее шуточки.

Странно, что такая ладная девица, как Мэри, нашла в нем — посвататься к ней было немало охотников, ведь она, говорят, вся была, как спелое яблочко, румяная и чернокосая, а танцевать умела так, что пол под ногами горел. Но разве женщина может умом выбрать? Вот и Мэри прикипела к тому, кто про нее не думал и не догадывался даже о ее чувствах.

Все соглашались, что дочка викария отлично подходит Смиту, она была такая же тощая и серьезная; Смит радовался на свой тихий лад и мирно готовился к свадьбе, а Мэри с каждым днем страдала все сильней. Если бы не исхудала до костей, кумушки бы точно подумали, что от помощника викария ей дитя надуло. Может, так и лучше, чем на самом деле было: они всего-то парой слов обменялись, а Мэри горевала страшно. Причина была бы видна.

Знаете, бывает горе, что гроза — льет стеной, грохочет, и кажется, что дом затопит под самую крышу; а на следующий день снова солнышко, и все лужи под его лучами успели высохнуть. А бывает такое горе, что осенний дождик — серым капля по капле сеется с неба, не уставая, не утихая, и превращает надежную землю в раскисшую грязь, в которой может прорасти только дурман и болиголов.

Так у Мэри душа от любовной тоски, горечи и зависти к счастливой невесте превратилась в болотные хляби, а оттуда, как известно, время от времени на божий свет выползают подлинные чудовища.

И когда она сказала своей единственной подружке Энн, тоже подавальщице в «Гончей», что душу дьяволу готова продать, лишь бы Эбрахам Смит ее был, Энн не на шутку испугалась. Она видела, что Мэри сказала это не в сердцах и не сгоряча, а тихо и спокойно, как давно обдуманное. Сомнения в ней уже не оставалось. Все же Энн попыталась отшутиться:

— Да где ты его найдешь? В нашу глушь даже дьявол не заглядывает.

— А кто тогда к вдове Селби приходил?

— Так… — растерялась Энн. — Вдова ведь уже на кладбище, три дня как похоронили.

— А ты знаешь, что в ее доме видели призрака? Значит, не нашла она себе в могиле покоя. Вот сегодня, на третью ночь, дьявол и придет за ее ведьминой душой. Тогда и поговорю с ним. Торговаться не буду.

— Ты что, совсем ума лишилась? — вскрикнула Энн, и долго еще ее отговаривала, но Мэри только сжала губы и молчала на все ее увещевания. Смотрела пустыми глазами в стену и словно не слышала. Даже когда Энн заплакала — не шевельнулась.

— Может, она и не ведьма вовсе была, просто наговаривали на нее! — сказала Энн, уже отчаявшись убедить подругу.

— Ты что, смеешься? — вскинулась Мэри. — А Шор, который пошел к ней за средством для своей подружки, а после в монастырь подался? Обет безбрачия дал, это он-то! Сколько за ним плакало и у нас, и в Крэнби, и в Хелфорде с Блэквудом? А Смизерс, который жену заморил своим скряжничеством? К Смизерсу, говорят, она сама пришла поговорить — так после этого разговора Смизерс переехал в Крэнби, выстроил там на все свои деньги часовню с одним только условием — чтоб его похоронили в ней! Так он боялся, что она до него доберется! А волки и прочие твари, которых она в лес ходила лечить?

Тут Энн отступила — по правде, она готова была черное назвать белым, лишь бы Мэри не ходила к той на могилу.

— Ты не можешь пойти со мной? — вдруг сказала ей Мэри, но Энн еще не успела ответить, как Мэри засмеялась и взяла свои слова назад.

И весь вечер в «Гончей» Энн, глядя на Мэри, только и думала о том, как Мэри одна на кладбище пойдет… видела, что та уже все обдумала и не отступит. Слишком уж спокойна та была, и вела себя по-прежнему, как до своей злосчастной любви: улыбалась и отпускала шуточки.