Журнал Борьба Миров № 3 1924

Видит: напротив по тротуару идет девушка. Должно быть славненькая, жаль — личика под вуалью не видно. Идет, слегка сгорбившись, мелкими шагами, а в руках держит письмо. Остановилась, осмотрела пустой переулок и быстро скользнула в подворотню.

— На свидание, — вздохнул Бараков, но так и остался, не выдохнув воздуха: из той же подворотни вышел серый англичанин.

Помахивает желтым чемоданчиком, застегивает английское пальто и улыбаясь покачивает головой.

— Конспиративная передача письма. Надо посмотреть. — Баранов застегнул пояс с револьвером, а сверху — пальто.

— Степанидушка, чаю не буду. Прощайте. — и уже с лестницы крикнул — Пошлите чемодан с Митей. Наркоминдел, шестой подъезд.

На углу Никитской мелькнуло знакомое пальто.

Бегом до угла, а дальше осторожно, беспечным шагом, — серое пальто на десять шагов впереди. Так дошли до Меттрополя. Там гуще, можно держаться поближе.

Даже нужно, а не то потеряешь. Куда он идет, интересно знать?

К англичанину подходит посыльный. Баранов протиснулся сквозь очередь, слышит:

— …Никак нет. Дальше Ташкента международного не будет.

Англичанин расплатился из толстого бумажника, потом спрятал его во внутренний карман пальто, (Так, — мелькнуло у Баранова, — туда же, где письмо), застегиваясь повернулся, чтобы выбраться из толпы, и вдруг оказался перед Барановым. Серое лицо вздрогнуло, глаза засветились подозрительным светом. Баранов с равнодушным лицом, но сжатыми в кармане кулаками прошел мимо него. Они разошлись.

Следил за мной в трамвае — раз. Письмо в подворотне — два. Едет через Ташкент. Ловко!

Шел, тихо посвистывал, вышел на Лубянку.

Нельзя было так близко подходить!

— В Ташкенте следует купить седла. На афганских верховых — упаришься. А не то еще вьючные дадут. Сидишь, это, на них, как на корешке книжки и вдобавок без стремян.

В купэ темно. Газовый фонарь прикрыт черной перепонкой. Качается вагон и быстро подстукивают колеса.

Баранов лежит на верхней койке, над головой в сетке чемодан с почтой, под головой, под подушкой пистолет, — все в исправности.

Костиков снизу продолжает. — А в Герате надо купить лошадей. Кони будут, по крайней мере, — а не падаль наемная, да оно и дешевле выйдет, чем нанимать. Только надо смотреть, чтобы корм в дороге не воровали, ну да я их разбойников знаю, не беспокойтесь.

Славный этот Костиков, однако сказать ему нельзя. Он уже два раза ездил в Кабул и любит показывать свою опытность, и потом у него очень неприятная манера смеяться: опускает губы так, что за губами опускается нос. Люди с подобным носом всегда склонны к насмешливости.

На этом Баранов уснул.

Утром с мылом и полотенцем шел по коридору, а навстречу знакомое, чисто выбритое лицо. Без серого пальто (без пиджака даже), без желтого чемоданчика, — но ошибиться невозможно.

Баранов даже не удивился. Англичанин тоже ничего не показал своим бритым лицом. Проходя Баранов не удержался, — зацепил его локтем, сказал:

— Виноват, — и, покачиваясь от быстрого хода поезда, прошел в уборную. — Ладно. Ты меня знаешь, но и я тебя, Керзона, тоже. Поиграем. Держись за воздух. — Весело думал и весело растирал лоб и щеки холодной мыльной водой.

На Аральском море покупали рыбу.

За окном бежит длинная степь, по степи длинным шагом идут верблюды, на верблюдах рваные тюки и желтые люди в выгоревших лохмотьях.

— Отлично: и рыба, и верблюды, и солончаки, — все.

— Разрешите попросить огня. — Рядом с Барановым стоит англичанин.

— Сию минуту — Зажег спичку, протянул, а сам думает — Керзон тоже отличный попался, только жаль — глупый. Ведь, пять минут назад не скрывая вертел в руках серебряную спичечницу. Подбрасывал большим пальцем и на лету ловил. Эх, Керзон!

— Благодарствуйе, — кланяется Керзон.

— Не стоит. — И про себя — Нет, право молодец, ведь какое слово пустил. Только ты, лорд, забыл, что слишком правильная речь обличает иностранца.

— Далеко едете? — учтиво спрашивает лорд.

— Отсюда не видно, — не менее учтиво улыбается Баранов.

Англичанин говорит о погоде, а потом опять:

— В командировку едете, или как?

— Нет, по семейному делу. Тетушка у меня, слабая здоровьем. Так вот к ней — с той же учтивой улыбкой говорит Баранов (кушай, если тебе нравится).

Англичанин соболезнующе покачал головой и ушел.

Больше Баранову с ним разговаривать не удалось. От жары, рыбы и качки Баранов пролежал до самого Ташкента.

За Ташкентом сели в жесткий вагон. В мягком слишком жарко и слишком много клопов, говорят.

Эта желтая страна, эти глиняные стены, арабские надписи на песчаного цвета вагонах, летучая пыль, кисло-сладкие гранаты, свирепые клопы, которые, чтобы спутать информацию, появляются и в жестких вагонах, эти пестрые халаты, выжженные виноградники и арыки — это Восток.

— Мы русские отсюда, мы его понимаем. Англичане его никогда не удержат, они не умеют его любить, — и от таких мыслей Баранов чувствовал себя увереннее.

— Жаль только, что Керзона своего потерял, я бы ему расписал восточную политику.