Журнал Борьба Миров № 1 1924<br />(Журнал приключений)

— Наоборот, вы тотчас же получите деньги и паспорт для проезда в Финляндию.

— Не верю.

— Как знаете.

Вадим помолчал.

— Я ухожу.

— Чорт побери, сегодня крыса почти отгрызла мне ногу..

— Это ваше дело.

— Вы предательски, обманом захватили меня, главного инициатора и творца заговора, вы подрываете наше общее святое дело из-за личных интересов, из любви к женщине!

Вадим возвратился в комнату.

Длинный продолжал прерванный разговор.

— Но покамест барон не вернулся, самое присутствие наших Памирских друзей бесполезно. Берендеев же владеет только половиной изобретения.

Вадим улыбнулся.

— Я почти убежден, что наш химик доведет операцию до конца. Итак, вы едете на телеграф? Идемте.

Из особняка вышли две фигуры по направлению к Арбату.

Таким образом из этого особняка тянулся клубок самых странных и запутанных событий. Совсем особыми качествами должен был обладать тот, кому суждено было их распутать. Серьезный, быть может, заговор удобно крылся за бредовой завесой. Ведь недаром ответственные работники только смеялись и махали руками при упоминании об этом заговоре. Им он представлялся сумасшествием или анекдотом. И вот этот анекдот готовился — быть может, больно укусить Советскую власть. Настоящим противником этого заговора мог, пожалуй, стать только человек, сам склонный к некоторой фантазии и преувеличению. Человек, чье неискушенное опытом сознание приняло бы без сопротивления существование таинственного яда и загадочного химика на Памире и еще тысячи тому подобных вещей.

Чье комсомольское воображение мирно хранило бы рядом с тезисами Коммунистического Манифеста головоломные приключения любимого Пинкертона. В то же время исполненный революционной решимости и самоотвержения. Обладающий решительной свежестью восприятия, с гадливостью отвергающий садическую подоплеку, бредовую Россию кокаина и Мережковского.

И такой противник у заговора уже существовал. Более того, на Арбате, он уже стоял за спиной заговорщиков, Имя же ему было Точный. Товарищ Точный.

Не так давно друг и сожитель по комнате товарища Точного, знакомя его со своею сестрою (все трое будущие рабфаковцы, тогда студенты впервые открывшие двери для всех Университета), сказал:

— Живой чекист.

При чем товарищ Точный вспыхнул и ответил:

— Я выполняю техническую работу.

Действительно, он покамест подшивал бумаги в кабинете товарища Т.

В этот день он пробирался с грудою книг по Арбату. Метель одна из последних в этом году, сыпала в лицо горстями снега. Между горстями снега доносились слова:

— …комиссары, красногвардейцы, члены совдепа!

— Дребедень!

Точный машинально уже прислушивался.

— …и привезли два ящика опиума. Стоило это им…

Пропуск.

И опять.

— …погрузили на автомобиль и доставили к…

Точный встрепенулся.

— Да это кто?

Два. Один пониже. Другой высокий.

— Выручка в сотнях тысяч. Риск по- прежнему незначителен. За вычетом организационных и транспорта…

На Арбатской площади обе фигуры остановились.

— Здесь мы расстаемся.

— Да, и надолго…

Жали руки.

— А постоянно…

— Отныне я буду обретаться у Мурмана…

— А я в Памир…

Расстались. Точный пошел за высоким. Вдруг высокий вскочил на извозчика.

В голове Точного мелькнуло:

— Задержать, следить…

Извозчик быстро удалялся.

— Пойду за низким.

Бобровый воротник низкого удалялся в направлении бульвара. Точный моментально его нагнал, заглянул.

— Чорт побери, не тот…

Извозчика и след простыл. Настоящего низкого тоже не было в помине.

— Упустил! Кому же я теперь расскажу, засмеют…

Стоял на углу Воздвиженки в недоумении. Мысли нарисовали стройную картину.

— Явная контрреволюция, плюс запрещеннейшая торговля наркотиками, плюс Мурман, плюс Памир. Значит Мурман то— Памир существует? Бежать, сообщить товарищу Т. немедленно!

И сразу же остыл.

— Что сообщить? Два слова, долетевшие с ветром. Все равно не обратят внимания. В Мурман-Памир никто ведь не верит.

И тут же назрела героическая решимость.

— Он должен, он обязан довести дело один самостоятельно до конца!

Узел событий

ХОТЯ в хозяйственном отделе Глав…снаб…пром… и т. д. было и не так морозно, как в Секретариате (где перья пристывали к чернильницам), но все же сидеть было трудно.

Дора Яковлевна куталась в бархатную шубку, ручки в рукава, лицо спрятано в пушистый воротник. Ровно одиннадцать часов. Промокательная бумага на столе прикреплена аккуратно кнопками. Бумажек никаких, все чисто и на месте. Просеребрился в холодной тишине звонок. И серебристым голоском Дора Яковлевна:

— У телефона! — Я, я…

— Уже? Образчик? — Сейчас. — Хорошо, сейчас же… — Здесь же. Жду… — Да, да…

Трубка повешена. Но губки Доры Яковлевны дрожат, движения отрывистые. Вообще неспокойна.

— А это, ах, да, опять… Тут же за плечом вплотную густые сросшиеся черные брови и огромные же черные, наивные и вместе такие сверлящие глаза: товарищ Мартьяныч. Надоедливый. А главное: глаза эти — сидит в противоположном углу, а оглянется и, кажется, что глаза эти с бровями тут вот, рядом.